Все мечтали скорее добраться до привала.
– Далеко ли до Демьяновки? – послышался чей-то голос, обращённый к крестьянину на телеге.
– Чуток осталось потерпеть, – сочувственно отозвался заросший густой бородой мужик. Василий Верещагин вздохнул. Ноги его, обутые в тяжёлые тесные сапоги, ныли от долгого пути.
«И кто только придумал эту нелепую обувь?» – снова и снова спрашивал он себя.
– Кажись, домишки замаячили внизу, – донёсся до ушей поручика голос, – стало быть, дошагали.
– Не отставать, четвёртый взвод! Подтянись!
Сверху казалось, что кто-то махнул волшебной палочкой – и вот стряхнулись с неё деревянные коробочки домов и разбросались по кривой линии в зелени садов. По мере того как полк приближался, становились видны разноцветные резные ставни.
– Так что, вашбродь, можно тепереча отдыхать, – заговорил, распуская ремень, денщик Верещагина, когда по цепи пронеслась долгожданная команда «Разойдись».
– Давай-ка, Никифор, насчёт ночлега, – сказал Верещагин, – в котором доме мне притулиться?
Денщик Василия Верещагина, Никифор Чурбанов – шустрый, говорливый, косоглазый солдат, исчез и вскоре вернулся со словами:
– Так что, вашбродь, место готово. Хозяйка уже самовар ставит.
– До речки далеко ли?
– До Демьяновки-то? Рукой подать, вашбродь! Только туда сейчас конные пошли своих лошадей поить. Ежели вы по поводу помывки, так я вас из ведёрка полью зараз, не извольте беспокоиться! – оскалился Никифор, довольно выпятив грудь.
– Василий, ну как ты? – окликнул Верещагина остановившийся шагах в десяти прапорщик Крестовский. – Не спёкся? Как с ночлегом?
– Слава Богу, Никифор уже организовал…
– Я вон в том домишке остановился, – сказал Крестовский, небрежно расстегнув китель. – Заглядывай ко мне, если силы остались, пропустим по стакану самогонки.
– Хан башку оторвёт за самогон, – отозвался неуверенно Верещагин.
Ханом младшие офицеры называли между собой полковника Касымханова, человека сварливого и капризного.
– Как знаешь, – пожал плечами Крестовский. – Лично я не откажу себе в удовольствии… Да за этот бессмысленный марш Хан сам бы нам налить должен! Эх, ещё бы в баньку, чтобы смыть с себя эту вонь, да девку для полноты дела…
Когда поручик Верещагин вошёл в дом, Никифор уже раздувал на крыльце самовар по-солдатски – надев снятый с ноги сапог на самоварную трубу.
– Хозяин дома? – спросил Верещагин.
– Не-е, в лесу где-то бродит, – отозвался денщик, – зато большуха[8] здесь.
В дверях комнаты показалась женщина лет сорока пяти и кивком пригласила поручика внутрь.
– Здравствуй, хозяйка, – сказал Верещагин, – как здоровье?