«Хватит! Меня все это больше не колышет!» – решил про себя Хиггс и закрыл глаза, настраиваясь на сон. Тихоня Кроу принялся мурлыкать себе под нос какую-то песенку, что окончательно привело Хадсона в расстройство.
Дрейк уставился на бюст Вески. Молодая женщина притягивала его как магнит, но он считал слабостью в этом признаться. Вески хмуро изучала лейтенанта. Командир нравился ей все меньше.
– Эй, лейтенант, – наконец не выдержала она. – Лейтенант, сколько вы вылетов сделали?
– Тридцать восемь, – ответил Горман и, опасаясь, что его неправильно поймут и уличат во лжи, уточнил: – Тренировочных.
При этих словах даже у невозмутимой Вески внутри что-то сжалось.
Хадсон тихо застонал.
– А боевых?
– Два. – И снова уточнил: – Считая с этим.
– О, черт! – выдохнула Вески.
– Идиотизм, – прошипел кто-то.
– Кранты всем…
– Да бросьте… чего там…
– Ну и ну!
«Я так и знала», – обреченно подумала Рипли.
– Данные – ноль четыре, переходим на конечный спуск, – объявила Ферроу. Ее слова никому энтузиазма не прибавили.
Притворяться было не перед кем и незачем. Мысли о победе и ожидаемых наградах сами по себе улетучились. Предстоящее дело обещало только опасности – и ничего больше.
– У меня что-то плохое предчувствие, – пробормотал Дитрих.
– У тебя всегда плохое предчувствие, – огрызнулся Фрост. – Если с тобой что-то случится, я, вернувшись, позвоню твоей маме.
Этот короткий диалог окончательно настроил всех на мрачный лад.
Чтобы отвлечь десантников от подобных разговоров, способных полностью уничтожить остатки боевого духа, Горман снова заговорил:
– Хорошо, давайте проверим мониторы. Так, вижу всех; все выглядит неплохо. – На глаза лейтенанту попался спящий Хиггс. – Дрейк! Поправь свою камеру! Что-то я тебя не вижу… – По монитору ползли пестрые волны. Дрейк стукнул по камере – волны пропали. Не догадываясь о его «маневре», лейтенант довольно отметил: – Вот так уже лучше… Немного наклонись, чтобы я мог тебя видеть… Так, хорошо. Через две минуты садимся. Готовьтесь!
– Угу, сейчас!
– Эй, кто-нибудь, разбудите Хиггса!
Вместе с Хиггсом проснулся и механизм выпуска атмосферных крыльев.
Челнок стал похож на огромного металлического скорпиона с угрожающе поднятыми клешнями.
Скорпион полз по облакам, рваным и мрачным, ожидая встречи с достойным противником. Внизу намечались контуры станции, такие же хмурые и жесткие на вид.
Станция – во всяком случае, определенная ее часть – лежала в объятиях уродливых железных рук остатков корабля инопланетян. Летающий «скорпион» выглядел на его фоне жалкой букашкой, слишком много вообразившей о себе. Станция казалась мертвым гигантом; ничто не говорило о том, что в ней еще теплится жизнь. Молчал эфир, не регистрировались обычные помехи от мощного электромагнитного поля; не было заметно ни одного движения, ни одного огонька. «Неприятно», – подумала Ферроу, глядя на внушительную и тоскливую картину. Действительно ли от нее веяло ужасом, или это было игрой нервов,