Женщины, мужчины, подростки, дети – все слились в одно, как автомобили в «Длительной стоянке» Армана. Их стоянка была не просто длительной. Вечной.
Горман наклонился вперед, к ближайшему монитору.
Рипли вцепилась в подлокотники водительского кресла.
«А я еще считала, что страшней того, что видела я, уже ничего не может быть», – было написано на ее лице.
«Жутко. Страшно», – поставил себе диагноз искусственный человек Бишоп.
Даже для робота это зрелище было невыносимо.
Боковым взглядом Рипли уловила возле себя какое-то движение и вздрогнула.
Маленькая Ньют, вытаращив глазенки, всматривалась в экран, ища кого-то взглядом.
– Ну-ка, Ньют, – севшим голосом окликнула ее Рипли, – пересядь вперед.
Ньют отрицательно мотнула нечесаной головкой.
«Что они понимают… Ведь там – все мои. Я должна их увидеть, должна убедиться, – может, хоть кто-то еще жив… или не жив, но все равно, я должна это знать». Надежда и боль настолько переплелись между собой, что стали единым целым, – таким же, как люди там, на корабле инопланетян. Ньют смотрела молча. Детское личико застыло и обострилось от совершенно недетского напряжения.
– Я сказала, сядь вперед! – более решительно приказала Рипли.
Ньют взглянула на нее. Взгляд девочки был сухим и застывшим.
Было ясно, что в ее душе появился еще один намертво выжженный участок.
На этот раз девочка молча повиновалась. Рипли была знакома эта сухая боль.
С потолка зала капала жидкость, густая и вонючая. Может, это был раствор все той же слизи…
Проход между цепочкой кожистых яиц и «человеческим пудингом» был усыпан трухой неясного происхождения.
Тянуло сыростью.
«Так, должно быть, пахло в старинных склепах», – подумал Хиггс.
– Спокойно, ребята, спокойно, – бодрясь из последних сил, проговорил Эйпон. Его слова звучали фальшиво. – Не забывайте, что мы по-прежнему десантники, что у нас есть задание. Идем, ничего не боимся…
Эйпон первым вступил в проход между яйцами и колонной. Искаженные смертью лица людей качнулись и поплыли навстречу камере монитора; при виде их Горман и Рипли непроизвольно отшатнулись.
За Эйпоном с хладнокровием мертвеца отправилась Вера. Ее саму немного удивляло собственное отношение к возможной скорой смерти. Возможно, психологи подобрали бы ее состоянию какой-нибудь умный медицинский термин вроде «потери чувствительности при сверхпороговом раздражителе на фоне общего нервного переутомления». Сама она знала только одно: появилось предчувствие, что смерть не заставит себя долго ждать, и она поняла это и согласилась. Как ни странно, это вызвало даже облегчение: теперь она могла делать что угодно. Приговоренные люди – самые свободные из всех.