— Понимаю. Вполне понимаю, Аркадий Борисович.
Голос Розового был совершенно спокойным. Глаза тоже были спокойными. Только полыхающая кожа не соответствовала этому внешнему спокойствию.
Хозяин кабинета продолжал уже спокойно, без напряжения:
— Повезешь шесть пакетов. Чемодан будет такой же, как в прошлый раз. Перс тебя встретит. — Он вынул из ящика письменного стола конверт и положил на край стола. — Вот паспорт и билеты. Полетишь в субботу, двадцать третьего, Аэрофлотом. Груз пока ещё не готов. Будет в пятницу вечером. Так что ты вещи свои в какую-нибудь сумку собери. Николай заедет за тобой, будет в субботу у твоего дома в шесть тридцать. А ты прямо в машине вещи переложишь в чемодан. Он тебя и в Шереметьеве подстрахует. Вопросы есть?
— Нет, Аркадий Борисович. Все ясно.
Розовый с трудом встал из кресла, в очередной раз сильно покраснев, взял конверт со стола и положил его в карман пиджака.
— Я могу идти, Аркадий Борисович?
— Подожди, Георгий. Да ты сядь, сядь. Или ты торопишься?
— Нет, Аркадий Борисович. Я не тороплюсь.
Розовый снова погрузился в мягкую глубину кресла.
— Ты ведь Доцента хорошо знал?
— Ну, знакомы были.
— Когда его видел в последний раз?
— Месяца два назад.
Кровь отхлынула от щек и лба Розового, и сразу на лице выделились красный нос и воспаленные веки.
— Знаешь, что с ним случилось?
После небольшой паузы слегка осевшим голосом Розовый сказал:
— Да, Яков сказал.
— А причину знаешь?
— Ну, только в общем, Аркадий Борисович.
Аркадий Борисович встал из-за стола и прошелся по кабинету. Совсем небольшого роста и тщедушный, в длинном халате с прямыми плечами, с откинутой назад головой, он выглядел внушительным, даже величественным.
— Он вёз большую партию. И вот ему в голову пришла мысль.
Аркадий Борисович остановился и замолчал, в упор глядя в глаза собеседнику.
— Пришла мысль смыться с этой партией. Он думал, это так легко. — Он снова помолчал. — Он очень просил. Умолял. — Следующая тяжелая пауза, во время которой стоявший Аркадий Борисович буквально сверлил злым взглядом распластавшегося в кресле Розового. — Знаешь о чем?
Потерявший свою авантажность, Розовый покачал головой и прокашлялся:
— Нет.
— Чтоб его пристрелили. Тяжелая смерть у него была. Долго умирал. На глазах у жены и дочки. Их тоже жалко. Но это было нужно.
Снова возникла долгая, гнетущая пауза.
— Он их к матери в деревню отправил. Умник! Думал, не найдём.
Наконец Аркадий Борисович отвел взгляд и снова сел за стол.
— Урок должен быть настоящим. Это просто необходимо. Каждый должен делать свое дело добросовестно. Добросовестно и честно. Мы не можем работать без доверия. Это основа всего.