— Ну, показывай, добытчик.
Вьюн с важным видом достал из кейса несколько листов.
Друзин быстро просмотрел полученные списки и, про себя отметив, что Плотников Георгий Максимович в нужном списке имеется, удовлетворенно улыбнулся. Сложив списки, он положил их в кейс, который бросил на заднее сиденье. Потом достал из кармана конверт и протянул Вьюну.
— Держи, вот твои три сотни.
Вьюн заглянул в конверт и хихикнул:
— «Зелёненькие»! Ну, отлично.
Он откинулся на сиденье и потянулся, как сытый кот. Друзин усмехнулся:
— Ну, ты молодец. Я смотрю, после школы ты здорово продвинулся.
Лицо Вьюна мгновенно потемнело, он стал совершенно серьёзным. Потом, вздохнув, он повернулся к Друзину:
— Да, конечно, многое изменилось. Только… Ты знаешь, я никому об этом не говорил. Никогда. Вот многие вспоминают детство. Это, мол, самое счастливое время. А для меня все мое детство — это что-то ужасное. Просто сплошной черный ужас. У меня ведь отца никогда не было, и кто он, я так и не знаю. И родился я как-то случайно. Я так понял, мать просто запоздала с абортом.
Вьюн сглотнул и некоторое время молчал. Друзин слушал его с непонятным для себя вниманием, как будто ему было до этого дело.
— В общем, совсем я ей был ни к чему. Да ещё и не доношенный. Ну, и потом, ни рожи, ни кожи… — Вьюн говорил с трудом, прерывисто вздыхая, иногда замолкая на несколько секунд. — Ну, и воспитывала она меня, как тебе сказать, в строгости. А если по-простому — била. Да так, что у меня рубцы еще до сих пор сохранились. За малейший проступок лупила так, что даже сейчас вспоминаю, и то нехорошо становится. Так что материнские все чувства ее я через это и воспринял. — Так что, понимаешь, у меня в то время жизнь-то совсем другая была. Другая, чем у всех остальных. Ничего, кроме страха, не было. Жуткий страх. — Вьюн снова замолчал. — Я же понимаю, почему ты ко мне обратился. Вот именно ко мне. Вьюн на все согласен. А оно и действительно так. Я уж такой, как есть. Не такой, как ты, или Хома, или Серега. Но я и не мог быть таким. Хотя, конечно, кто знает…
— А потом как же? После школы? — невольно спросил Друзин.
— Когда школу закончил, она уже болеть начала. В армию меня, слава богу, не взяли. Ну, потом уж чем только не занимался…
— А мать?
— Инсульт у нее был. Уже несколько лет лежит. Парализованная.
— Дома?
— Ну, конечно. Куда же ее денешь?
— А кто же за ней ухаживает?
— Да я, а кто же? Я. Больше некому. Мать всё-таки.
— А ты что, не женат?
— Нет. Когда был помоложе, мать не хотела. А сейчас кому я нужен?
Вьюн опять хихикнул, а потом насупился, глядя прямо перед собой.