Виктор махнул рукой скучавшему на набережной Сергею, и тот принес упакованный в пластиковый кофр светло-серый фланелевый костюм. Переодеваясь, Виктор разговаривал по телефону с кем-то по-французски, поэтому Дольф, совсем не знавший языка, почувствовал себя неуютно.
– Чтобы снять возникшее у нас напряжение, – закончив телефонные переговоры, продолжил Виктор, – я поясню тебе наши дальнейшие действия.
Дольф изобразил на своем лице покорную улыбку усталого скептика.
– Мы продадим эту злосчастную картину на аукционе, который состоится сегодня в «Хотел де Пари».
– Где? На русском «Сотбисе»? – выпучил глаза Дольф.
– Именно там. У меня вместе с ней двадцать шесть лотов, так что об этом не переживай. В каталоге она идет под номером сто шестнадцать.
– Значит, ты еще месяц назад знал, что мы не продадим картину Рогулину! – возмущенно заголосил Дольф. – И все равно подставил меня под его охрану?
– Прости, если бы я тебе все сказал, ты бы так убедительно не сыграл. Мне нужен был твой цинизм и его ярость – все получилось, он тебя ненавидит.
На какое-то время партнеры погрузились в молчание, но один молчал с еле заметной улыбочкой, а второй сопел, красный от возмущения. Закончив переодевание, преобразившийся Виктор уверенной походкой направился к машине.
– Но есть риск! – семеня за ним, заволновался Дольф. – Локальные цены нашего рынка могут здесь провалиться. Что будет, если продажа на «Сотбисе» окажется ниже, чем наши цены? Все обвалится, за них никто больше не даст и копейки. Никто из мировой элиты собирателей их еще не знает…
– Ошибаешься, – ответил Виктор, усаживаясь в машину. – Как выясняется, к ним внимательно присматриваются и в Европе, и за океаном, но сейчас говорить об этом пока еще рано. Какая цена, по-твоему, двинула бы Близнецов на три хода вперед?
– Ну, не знаю, – замялся Дольф. – Подтвердить заявленные Рогулину сто тысяч долларов было бы неплохо. Но, думаю, одного моего хотения будет мало.
– Об этом не печалься. Мы продадим картину, ну, скажем, за сто пятьдесят тысяч евро, как тебе? А ты на «Арт-Манеже» выставишь их по сто тысяч. Думаю, так наше дело пойдет быстрее.
Пока машина медленно двигалась по узким улочкам княжества, Дольф размышлял, но, поймав себя на мысли, что он опять выполняет волю Виктора, встрепенулся и обидчиво возмутился:
– С картиной мне ясно, хотя и очень все зыбко, однако, скажи на милость, зачем я тебе понадобился? У меня в Петербурге невероятное количество дел.
– Я хотел поговорить о самих Близнецах.
– А что с ними?
– Дольф, «Картина Жизни» закончена, и мы сделали практически все, что могли. Если все, что я задумал, получится, они сами двинутся наверх, если нет – так тому и быть. Есть кое-какая закрытая информация, одним словом, нам лучше переключить все наши силы на раскручивание новых имен. Близнецам нужна замена.