— Какая гадость! — с отвращением воскликнул Бен.
— Согуасен, буатец-куолик, — заметил Ричи отходя.
Долго тыкал Фрэнки/Фредди палкой в водосток, уверенный, что нашел парик, в предвкушении, что сможет высушить его и подарить матери на день рождения. Но после серии тычков и уколов из мутной воды всплыло лицо мертвеца с прилипшими к щекам листьями и грязью в раскрытых глазах.
Парень с воем устремился к дому.
Вероника Гроган училась в четвертом классе церковной школы на Нейболт-стрит; знакомые матери Бена называли учеников этой школы «христосиками». Девочка немного не дожила до десятого дня рождения.
Сразу после этого случая Арлина Хэнском, придя после работы, взяла Бена в гостиную и усадила рядом с собой на кушетку. Взяв его за руки, она пристально всмотрелась в сына. Бен отвернулся, чувствуя неловкость.
— Бен, — спросила она после минутной паузы, — ты ведь неглуп.
— Нет, мама, — ответствовал Бен, чувствуя, как неловкость растет. Ясного суждения на этот счет у него не было: просто такая мысль не приходила ему в голову. К тому же он не мог припомнить, когда его мать бывала столь серьезной.
— Нет, — эхом откликнулась она. — И мне так кажется.
Она надолго замолчала, меланхолично разглядывая что-то за окном. Бен подумал даже, что мать забыла о его присутствии. Арлина Хэнском выглядела достаточно молодо: ей было всего 32 года, хотя наличие растущего ребенка наложило отпечаток на ее лицо. 40 часов в неделю она проводила на текстильной фабрике Старка в Ньюпорте мотальщицей-укладчицей и зачастую натужно кашляла по вечерам от пыли и линта. Бена порой это пугало. В такие ночи он долго лежал без сна, вглядываясь в темноту за окном рядом с кроватью, представляя, что с ним будет, если мать умрет. Он пытался представить себя сиротой — «государственным ребенком» (это в его представлении сводилось к жизни на ферме, где его заставят вкалывать от зари до зари, либо пошлют в детский приют в Бангоре). Бен убеждал самого себя, что глупо тревожиться о таких вещах, но его позиция выглядела шаткой. Как, собственно, несерьезной была тревога — за себя и за нее. Она упрямая женщина, его мама, и практически во всем настаивает на своем, но она — хорошая, и Бен очень ее любит.
— Ты знаешь об этих убийствах? — обернулась к нему Арлина.
Бен кивнул.
— Думаю, что это… — она споткнулась на слове, потому что ни разу не произносила его в присутствии сына, но обстоятельства не оставляли выбора, — сексуальные преступления. Может так, а может и нет. Может, это последнее, а может, будут еще. Этого не знает никто — кроме сумасшедшего, который охотится на детей. Ты понимаешь, о чем я говорю?