Грудь Эдди напряженно вздымалась. Он нащупал аспиратор, вынул его, вставил в рот и нажал на клапан. Вот он уже в «Амтрэке», с трепетом ожидает действия препарата и углубляется в мечту, которая его притягивает. Мечту? Ах Боже, если б так. Память — кусок прошлого — обладает такой притягательной силой. Тут и зеленое свечение аппарата из обувной лавки, и отвратительный прокаженный, преследующий зовущего на помощь мальчика по имени Эдди Каспбрак…
(он неплохо бегает, говорил инструктор Блэк его матери и он очень быстро убегал от этой заразы, преследовавшей его по пятам)
…в этом сне, где ему было одиннадцать лет, и он почуял запах смерти, и кто-то зажег спичку, а он взглянул вниз и увидел разлагающееся лицо парнишки по имени Патрик Хокстеттер, исчезнувшего в июле 1958, и черви, ползущие из щек и ушей Патрика, и этот отравленный, мерзкий смрад изнутри тела; а поодаль лежали две книжки из школьной библиотеки: «Атлас автомобильных дорог» и «Наша Америка» — обе в плачевном состоянии, полностью размокшие, разбухшие и покрытые плесенью. Эдди открыл рот, чтобы закричать, но шершавые пальцы покойника сомкнулись на его щеке, вцепились в рот и… он проснулся — не в канализации Дерри, а на сиденье «Амтрэк», в голове поезда, пересекающего при свете большой белой луны Род-Айленд.
Пассажир напротив, видимо, уже некоторое время боролся с искушением и наконец спросил:
— У вас все в порядке, сэр?
— О да, — вздохнул Эдди. — Мне просто приснился дурной сон. Это все астма.
Пассажир кивнул и закрылся газетой: мать называла ее «Джу-Йорк Таймс»[12].
Эдди выглянул в окно. Спящий ландшафт освещался лишь яркой луной. Изредка мелькали дома, реже группами, но лишь в единицах были огни — карикатурно-маленькие и слабые в сравнении с луной.
«Ему казалось, что он говорит с луной, — вспомнилось вдруг. — Генри Бауэрс. Боже, он же был лунатиком». Он размышлял, где теперь Генри Бауэрс? В тюрьме? Мертв? Или дрейфует где-нибудь по центру страны как неизлечимый вирус, занимаясь рэкетом с часу до четырех ночи — во время самого глубокого сна — или убивая запоздалых прохожих с единственной целью переложить их деньги в свой кошелек?
Возможно, все возможно… А может, он в сумасшедшем доме? Глядит на луну в ожидании полнолуния? Беседует с ней, слушает ее и слышит — что хочет услышать? Эдди заключил, что последнее наиболее вероятно.
«Ну вот я и вспомнил детство, — вздрогнув, подумал Эдди. — И школьные каникулы в том бестолковом и унылом 1958. — Эдди ощутил, что теперь может восстановить в памяти едва ли не любой эпизод того лета, но отнюдь не был уверен, что ему этого хочется. —