— Бери сколько надо! — великодушно сказал Крыж.
Андрей потянулся к деньгам, хотел отделить от пачки листка два-три, но гибкие скользкие бумажки не давались в руки. Андрей послюнявил пальцы и, торопясь, загибая углы сторублевок, взял полтысячи.
— Не мало? — усмехнулся Крыж.
Андрей пожал плечами и, скрывая смущение (в ту пору он еще был способен на это), с напускной развязностью сказал:
— Могу добавку прихватить, если вы такой щедрый, — Он взял еще триста рублей. — Спасибо, дядя Любомир!
— Спасибом, брат, не отделаешься. Пиши расписку: «Я, Андрей Лысак, сего числа сего года получил от „Креста“ за оказанную ему услугу столько-то денег».
— От «Креста»?
Андрей, заискивающе улыбаясь, смотрел на щедрого дядюшку, пытаясь, понять, всерьез он говорит или шутит. Нет, хозяин шутил: на его тонких губах озорная усмешка.
Крыж подвинул старенькое, с вытертой кожей, кресло к столярному верстаку.
— Садись и пиши.
Андрей писал с легким сердцем, в полной уверенности, что эта странная расписка — безобидная шутка дяди Любомира и что бумажка будет разорвана, сожжена или выброшена.
— А какую услугу я оказал «Кресту»? — смеясь, спросил он.
— Пожелал ему здоровья, когда он чихнул.
— А кто он, этот «Крест»?
— Я.
— Вы?
— Да. Так называли меня в детстве мои маленькие друзья сербы. Крыж по-сербски — крест… Ну вот, теперь все в порядке. До свидания. Угощай и угощайся на здоровье!
Когда Лысак вышел, Джон Файн сейчас же покинул свой тайник. Он злобно хмурился, исподлобья глядя на Крыжа:
— Что за комедию вы разыграли с этим пижоном? Кто это?
— Сын «Венеры», моей помощницы, о которой я вам уже говорил. Кандидат в агенты. Подготавливаю к вербовке.
— А!.. — смягчился «Черногорец». — Созрел?
— Да, вполне.
— Смотрите, Любомир, не опростоволосьтесь. Вербовка — дело тонкое, опасное. Что он собой представляет?
— Лодырь. Враль. Любит прожигать деньги, чужие главным образом. До сих пор не заработал ни одного рубля. Пьет. Гуляет. Франтит. Эксплуатирует свою мамашу. Способен. В общем, как раз то, что нам нужно.
— Вы уверены, что именно «то»?
— Абсолютно.
— Ошибаетесь. В нашем деле… Впрочем, об этом мы потом поговорим. Почему же этот «эксплуататор», — Файн усмехнулся, — решил стать рабочим человеком, паровозником?
— Ничего сверхъестественного в этом нет. Парень надел спецовку с дальним прицелом: в надежде поменять ее на генеральский мундир. Ему помог в этом Головин, старый паровозный машинист, Герой Социалистического Труда, депутат Яворского городского Совета. Я в курсе дела. Рассказать? Или вам это неинтересно?
— Почему же мне это неинтересно? Я все должен знать и о вас, и о ваших агентах, и о кандидатах в агенты. — Файн кивнул. — Рассказывайте.