— В каком смысле?
— В прямом. Мне давно надоела лапша, которую он нам вешает на уши. Денег, конечно жалко, но их не вернёшь. Я в его кружок хожу, что б только пообщаться с ребятами. И жду, может, скажет наш гуру что-нибудь умное. А из тебя он просто верёвки вьёт. Ты что ему веришь? Или, быть может, он тебе говорит что-то иное, чем всем?
— Ты просто не понимаешь, — медленно произнёс Ник, — твоё время ещё не пришло. Когда-нибудь оно придёт и тогда…
Игорь насмешливо качнул головой, наклонил её на бок, как разглядывающий что-то нахохлившийся воробей.
— Ну, ты даешь, старик, — проговорил он, — ты ему веришь, это уж форменные чудеса! Он, тебя, не приворожил ли часом?
— Ты о чём? — переспросил Николай.
— Ни о чём, — буркнул Игорь и вновь спросил, — О чём пишет Нель?
— Так…. Что жива, здорова.
— И всё?
— Остальное никого не касается.
— Кроме что, Афанасия?
— Кроме него. Я ему, между прочим, доверяю.
Игорь равнодушно пожал плечами.
— А мне?
Вопрос был поставлен прямо, но на него не хотелось отвечать. Ник скользнул по округе равнодушным взглядом.
— Доверяю, — ответил тихо.
— Дай письмо, — продолжал настаивать Игорь.
— Не дам. Оно тебя не касается, — заметил Ник и, отвернувшись, поспешил уйти. Игорь за его спиной озадачено почесал затылок, посмотрел ему вслед, как смотрят на чудака, или сумасшедшего.
Нель сидела у окна, разглядывая свои тонкие длинные пальцы. Раньше у неё были совсем другие пальцы — тонкие и изящные, но совсем не такие, иная сеточка линий на ладонях. За окном сгущались сумерки, разгорались фонари, но она не включала света, не было нужды, — свет фонаря падал ей в окно, освещая стол и часть кухни. Перед ней стояла чашка с остывающим чаем на блюдце. Пить не хотелось, но с некоторых пор это был ритуал, позволяющий немного расслабиться и успокоить скачку мыслей.
Ни врагу, ни другу она не призналась бы в том, что с ней произошло. Единственная глупость, которую она позволила себе, написанное Нику письмо, она захотела возвратить сразу же, как только бросила в ящик. Она бросила его в почтовый ящик другого города, но не могла отделаться от мысли, что сделала это зря, боясь, что по письму выследят её, а она, она пока ещё не в том состоянии, что б вновь предстать перед Афанасием. Сил нет. Вчера она пыталась остановить время. Время её не послушалось, шло, как и шло, разве что слегка замедлив свой ход. Нечего и думать о старых возможностях и способностях не найдя мира в себе.
А мира не было. Приходили подруги, говорили ни о чём. Вчера она выпихнула за порог Инку. Не из-за обид, как та подумала. Просто не хотелось встречаться с праздной болтушкой, слушать её, говорить. Для них всех она была ещё Оксаной. Но Оксаны не было. Не было с тех самых пор, как, уверившись в бессмысленности существования, она шагнула под колёса поезда. Не было Оксаны. Была Нель.