– Полиция знает? – спросила Эрин.
– Еще нет. Где Яблочко?
– Я оставила его в отеле, он сидел в холле, говорил с Самантой, слушал, что говорит она.
Я уже перебирался на катер.
– Я поеду с тобой, – твердо заявила Эрин.
Мне удалось убедить Эрин дождаться меня на пирсе (мол, с Энни я должен поговорить один на один), и катер понесся к «Обезьяне». Я забрался на борт, нашел Энни в каюте. Мое появление ее не удивило. Мне хотелось так много ей сказать, но, когда я увидел ее, слов у меня не нашлось. Что пошло не так? Наконец она нарушила молчание.
– Черепашка, ты должен понять. Я любила тебя. Я люблю тебя. Ты – единственный человек, который знал, какая я есть… какой могу быть.
Прежняя Энни.
– Перестань, Энни. Пришло время сказать правду. Пожалуйста, помоги мне.
– Кто знает, что ты здесь?
– Никто.
Я солгал… и не только насчет Энни. Майк поставил еще одно джи-пи-эс-устройство в мой автомобиль, на случай, что я пропаду. С помощью пары сотен баксов и минимальными техническими навыками можно выставить ЦРУ кучкой луддитов.
По пути к озеру факты начали складываться в единую картину. Может, эффект от воздействия компьютера наконец-то уменьшался, вот и соображал я все лучше. Каким-то образом Саймон Андерсон узнал, что Энни жива. Вот что имел в виду Энди, когда написал, что Саймон расстроился из-за какой-то Тары. Он пытался вновь шантажировать Киндлов. Тем пришлось действовать, убирать его и остальных, с кем проводились эксперименты, уничтожать улики, в том числе и лабораторию, где теорию проверяли на крысах. Энни и Дейв работали в паре, используя связи Гленна, но зайдя гораздо дальше, чем он даже мог себе представить. Полагаю, они с самого начала планировали подставить его под удар и погубить. Из номера отеля Энни отправила текстовое сообщение Дейву с просьбой прийти и прекратить совещание с директорами.
Когда я сказал об этом Энни, она покачала головой.
– За всем стояли мой отец и Дейв, – запротестовала она, но не слишком убедительно. Тема эта не вызывала у нее ни малейшего интереса.
Она подошла ко мне, обняла за талию, посмотрела в глаза.
– Я его сделала, не так ли?
Я оттолкнул ее.
– Ты меня разочаровал. – Мягкий, грустный голос.
Я не мог совместить Энни, которую я знал, с Энни-Захватчицей, Энни-Убийцей. И было бы слишком просто описывать ее поведение как расщепление личности. Речь, скорее, шла о некой подмене. Различных тенях, формах, углах зрения, чередовании света и тьмы. Неизменной оставалась только эгоистичность. Если Энни чего-то хотела, то всегда добивалась желаемого. И не скрывала своих намерений. Но чего она хотела сейчас? Моего содействия в побеге? Я ничего не сказал, и в каюте воцарилась тишина. Внезапно Энни постарела. Превратилась в мою бабушку, скорбящую об уходе дедушки.