Мужчина в черной куртке потрясенно обернулся к Аспирину:
— Вот блин!
Аспирин поднял с земли скрипичный футляр. Протянул Алене; та без слов уложила на место скрипку и смычок. Аспирин закрыл защелки, и Алена тут же обняла футляр, как любимую куклу. Аспирин подхватил девчонку за воротник и потащил из перехода — наверх.
Ни о чем не приходилось думать. Все получалось само собой: в аптечном киоске он купил бинтов, поймал такси (хорошо хоть бумажник нашелся в кармане плаща) и велел ехать в ближайший травмопункт. Очереди не было. Хирург, дядечка средних лет, осмотрел Алену (черная сатиновая подушечка все еще висела у нее на шее), обнаружил, что сотрясения нет, просто рассечена кожа головы. Под местной анестезией наложил один шов («косметически») и сделал укол от столбняка. Алена, казалось, вовсе не обращала внимания на боль.
— Ты как солдат, — с уважением сказал дядечка-хирург.
— Если бы, — тихо ответила ему Алена.
Бледная и перевязанная, она выглядела жалко.
* * *
— Зачем ты за мной шел?
Аспирин вздохнул.
— Я думал, тебе назначили встречу. Вискас.
— Кто?
— Тот человек, что обещал испортить нам жизнь.
— А-а-а, — Алена чуть улыбнулась. — Ерунда.
Они сидели на кухне. Раскрытый скрипичный футляр лежал между ними — на свободном стуле. Аспирин присмотрелся: струны у скрипки были… На первый взгляд обыкновенные струны. Металлические. С тусклым серебряным блеском.
— Да, — сказала Алена и прикрыла глаза. — Я поставила его струны. Я боялась… короче говоря, у меня чуть-чуть получилось.
— Получилось? — переспросил Аспирин с горьким сарказмом.
— Ты же слышал, — тихо ответила Алена.
Аспирина передернуло.
— Что это было?
— Его песня. Первые несколько тактов.
— А эта сумасшедшая баба…
— Она не сумасшедшая. Ее проняло.
— По-моему, там всех проняло, — помолчав, предположил Аспирин.
Алена покачала головой.
— Понимаешь. Эта песня, если ее правильно сыграть, она… как свет для слепого. И все слепые вдруг понимают, что никогда не видели света — и не увидят, и, самое страшное, никто в этом не виноват, а только они сами. Это для них гадко, отвратительно, они ненавидят это — чужое, вредное… Та женщина, она… Ей это, может, физически больно и неприятно — понимать, что могла бы, могла, но не захотела, или побоялась, или пороху не хватило… Понимаешь?
— Нет.
— Эта песня совершенная, — тихо сказала Алена. — Звучит в мире, где совершенства нет.
Тикали часы. Было довольно поздно; где-то в клубе нервничала и злилась Женечка, с коротой Аспирин должен был сегодня встретиться. Звонила ему домой и на мобильный — а он отключил все телефоны, «абонент недоступен», вот так.