Полночи Алена пилила наручники ножовкой. Ее руки, неутомимые, если дело касалось скрипки, оказались очень слабыми и нежными в борьбе за освобождение от цепей.
…Сыграть «страх» — нечего делать. Все равно, человеку ли, зверю. Даже на паре струн… В спешке Алена не успела сменить все струны на скрипке и нервничала из-за этого, но оказалось, что и двух его струн — ре и ми — вполне хватило.
Почти все мелодии, одинаковые для людей и собак, например, Алена уже освоила. Почему раньше не говорила? Повода не было. Вообще, знаешь, странно как-то ни с того ни с сего играть человеку страх.
— А если сыграть на перекрестке? Там, в переходе?
— А зачем?
— Но в принципе это возможно?
— Почему нет?
Алена отдыхала, заново обматывала руку кухонным полотенцем (чтобы мозолей не было) и бралась за работу. Противно повизгивала ножовка — Аспирин чувствовал себя узником, застрявшим в темнице надолго и с потрохами.
Идея оставить квартиру и бежать куда глаза глядят — такая естественная в первые минуты после извлечения из-под кровати — была решительно отвергнута Аленой. И сам Аспирин, сжав зубы, признался — паникует. Когда паниковать, в общем-то, поздно.
Ждать повторного визита молодчиков в масках? Алена ухмыльнулась. Она была уверена, что уж сегодня-то, во всяком случае, бояться их не стоит. Пока поймут, что случилось, пока сменят мокрые штаны, пока посмотрят друг другу в глаза… старшие и младшие по званию… Пока доложат начальству… или не решатся доложить, а начальство станет требовать и злиться. Пока все эти телодвижения не будут проделаны — нового ареста Аспирин не дождется. Ну, не станут же они сбрасывать бомбу сразу на весь дом?
— Откуда ты знаешь? — сумрачно спрашивал Аспирин. — Откуда ты вообще что-то о них можешь знать? Я, например, в догадках теряюсь, из какого они ведомства, и кому подчиняются, и что на меня имеют…
— Забудь, — пренебрежительно говорила Алена. — Больше тебя не тронут.
— С чего ты взяла? Ты понятия не имеешь о правилах этой игры! Теперь-то как раз…
— Ты уверен?
— Да ни в чем я больше не уверен!
Вжик-вжик, ездила ножовка, и на пол кухни летел нежный, как пудра, металлический пушок.
— Значит, ты можешь вот так, запросто, сыграть страх кому угодно? И всегда это могла?
— Не всегда. Научилась.
— А что еще ты можешь сыграть, волшебная девочка?
— Радость. Грусть. Сильные чувства, но без оттенков. Плоские, как у животного.
Она покачивала головой в такт движения пилы. Из-под повязки на затылке выбивался изрядно отросший хвостик русых волос.
— Давай поменяемся, — глухо сказал Аспирин. — Ты держи пилку, а я буду наручниками ездить взад-вперед… Вот елки-палки, а ведь неприлично получается!