– Слушаю.
Ровный голос, без эмоций, без недовольства, без радости. Равнодушный. Да, именно такой – равнодушный. Илья в первый момент немного растерялся. Все же он втайне надеялся хоть на какую-то реакцию Вари. Пусть даже на негативную. Лишь бы не равнодушие.
– Варя, это Илья. Илья Шахов. Ты меня помнишь?
– Помню, – тем же безразличным тоном ответила Варвара. – Илья, у меня всего три минуты. Я ставлю опыт, поэтому...
– Да-да, я понимаю, – перебил он ее, чтобы не тратить эти драгоценные три минуты на ненужные пояснения. Опыт так опыт.
Он торопливо изложил свою просьбу о встрече, заверив девушку, что вопрос, по которому ему нужно ее увидеть, – рабочий, касающийся ее специальности. Варя немного удивилась, но предложила ему приехать через два часа, когда она сможет сделать перерыв. Раньше – нет, позже – тоже, потому что у нее – опыт, время предварительно рассчитано. Илья предложил было встретиться после работы, но Варя отказалась, сославшись на то, что сегодня она задержится в лаборатории допоздна. Работа.
Работа так работа.
Она не обманула: пропуск на имя Ильи был выписан. Только выяснилось, что одного пропуска мало, нужно, чтобы вышел тот человек, который его заказывал. А Варя все не выходила и не выходила. Илья понемногу начинал нервничать, а не забыла ли она о нем и не ушла ли вновь в лабораторию наблюдать за своим опытом.
От волнения ему стало жарко. К тому же он почему-то чувствовал неловкость за свое одеяние. Одет Илья был прилично, в дорогой костюм, который сидел на нем ладно, но сам ощущал себя сейчас в этой одежде деревянным, будто Буратино. Может быть, потому, что Варя помнила его (Илья смело надеялся на то, что все же помнила) как рубаху-парня, в неизменных джинсах, художественно протертых на коленях и чуть обтрепанных понизу, в свитерах либо толстовках. Раньше он одевался нарочито небрежно, но в этой тщательно продуманной небрежности всегда присутствовала сексуальность этакого парня-ветра, парня-бродяги, ковбоя, немного романтика, чуть-чуть грубияна, бывалого, закаленного передрягами. Выцветшие джинсы, загорелые скулы, обветренные губы, растрепанные волосы, неподражаемый прищур темных, как беззвездная ночь, глаз, едва уловимый запах костра, которым настолько пропитались его свитера, что никакие дорогие стиральные порошки не могли его перебить, – и девчонки влюблялись в Илью без оглядки.
А сейчас он был одет в безликую офисную робу, пусть и дорогую, но сводящую на нет былую индивидуальность. Сейчас он казался обычным успешным менеджером, зат?ченным под евростандартный офис.