На их участке обороны было два блиндажа. Но солдаты, выставив наблюдателей, улеглись на дне окопа. Чтобы на свежем воздухе вздремнуть, если фашисты позволят. Все молчали. Даже репликами не обменивались. Только Лазарев все не мог успокоиться, по-прежнему поносил флот и всех флотских вообще. Казалось, терпение на пределе, казалось, еще совсем немного болтовни Лазарева — и он, Савелий, черт знает что с ним сделает. В эту Критическую минуту помкомвзвода и сказал:
— У тебя, Лазарев, как погляжу, сна ни в одном глазу. Вот и подмени-ка на посту Сидорчука.
— Да я…
— Хочешь, чтобы я повторил приказание?
Угомонились солдаты, кое-кто начал даже сладко посапывать, а от Савелия сон бежал. Вернее, он, Савелий, не искал, не звал его: все думал о своей горькой судьбине. Нет, не о том, что наговорил пустомеля Лазарев, а по-прежнему о дружках, погибших на родном эсминце, о лейтенанте и шофере, с которыми еще вчера встречал восход солнца. Сейчас, когда тот день был уже в прошлом, боль утрат стала особенно остра, почти нестерпима. Вот если бы облегчить душу разговором с человеком понимающим…
Тут и увидел помкомвзвода, который сидел, привалившись спиной к стенке окопа, и неотрывно смотрел на небо, в его бездонную пустоту. Обрадовался Савелий, что есть здесь человек, которому тоже не до сна, подошел к нему и спросил для начала разговора:
— Махрой не поделишься? На одну самокрутку?
Тот протянул кисет, потом тоже свернул «козью ножку». Курили молча, сосредоточенно, словно это было самым главным делом всей их сегодняшней жизни. Савелий уже решил, что так и не наберется смелости начать разговор, уже хотел, поблагодарив, вернуться на свое место, но левее, где располагались основные силы полка, вдруг послышались приглушенные расстоянием голоса, еле уловимое бряцание оружия. За годы военной службы он привык к самым неожиданным изменениям обстановки и даже приказам, поэтому непроизвольно положил руку на автомат. А помкомвзвод сказал безразличным тоном:
— Полк отходит на новый рубеж обороны. Здесь только по одному отделению от каждой роты останется. Для прикрытия отхода. Вот так-то, Савелий… Между прочим, меня Герасимом кличут.
Всего около недели прослужил Савелий в морской пехоте, однако прекрасно знал, что в подобных случаях прикрытие обязательно и почти полностью погибает. Похоже, известно, это было и Герасиму, он, похоже, неизбежное переживал по-своему. Иначе с чего бы свое имя назвал человеку, с которым встретился случайно и несколько часов назад?
Еще недавно Савелий считал, что не боится смерти, даже ищет ее. Но сейчас неприятный холодок прокрался под тельняшку. Однако он не выдал себя, он сказал о том, что по-настоящему взволновало, встревожило его: