— Хреново отошли. Нашумели, будто новобранцы. Знать фашистам дали, что нас малая горстка осталась.
— А почему бы фашистам другой вывод не сделать? Ты же сам сказал, что нашумели, как новобранцы, как пополнение необстрелянное.
Резонно, очень даже резонно…
Помолчали, и Савелий спросил:
— Тебе об этом когда известно стало?
— Сразу после ужина.
— Почему до общего сведения тогда же приказ не довел?
— Еще успею… Пусть хоть эти часы поспят спокойно.
Пожалуй, верно: фронтовику без душевного отдыха никак нельзя, его нервам хотя бы и кратковременный покой непременно нужен…
Больше не обмолвились ни словом. Сидели будто чужие, хотя невидимые нити взаимного доверия прочно связывали их.
Наконец небо посветлело, и на нем отчетливо обозначились перистые облака, чуть порозовевшие от пока еще невидимого солнца.
— Пойду будить ребят, — сказал Герасим.
Сказал буднично, и Савелий понял, что непоколебима, незыблема его вера в своих товарищей, а когда увидел, как он беседовал с ними, как они слушали его, дошло и другое: авторитет у Герасима — командир любого ранга только позавидовать может.
О своем пробуждении фашисты известили двумя десятками мин, которые разорвались около окопа и даже в нем.
Хорошо пристрелялись, сволочи!
А потом — за несколько часов! — ни одного взрыва мины или снаряда, ни одной настоящей пулеметной или автоматной очереди. И в небе зазвенели жаворонки, славя солнечный день и жизнь вообще. Даже в окопах запахло не пороховой гарью и сгоревшей взрывчаткой, а лесом, до которого было всего метров тридцать. Тридцать метров до леса, где осинки, березы и ели обязательно укроют тебя. Во много раз надежнее, чем все эти окопы и блиндажи…
Только самыми необходимыми словами обменивались солдаты в эти часы ожидания неизвестно чего. Каждый, когда молчал, думал, конечно, о сугубо своем. Савелий, например, о том, что в любом бою во много раз легче, чем в эти минуты.
А косяки вражеских бомбардировщиков все шли и шли, спокойно проплывали над их окопами и освобождались от бомб километров на пять восточнее. Не сразу пришла разгадка действий фашистов, их ближайших планов: считают, что окружили полк, ну и намереваются взять измором. Что ж, пусть потешат себя несбыточной надеждой, пусть. А нам только прожить бы до ночи, и тогда мы юркнем в лес, и ищи-свищи нас!
Около полудня фашисты, однако, вспомнили и о них: опять снаряды и мины начали рваться около окопов и даже в них, опять фашистские самолеты один за другим пикировали здесь почти до земли, чтобы, сбросив бомбы, взмыть туда, где еще недавно звенели жаворонки.