Так что волосы столбом вверх — просто пустяк и ерунда в деле самосохранения. Во всяком случае, выйдя из ванны и увидев профиль Николая Сергеевича на белом шелке оконных штор, Лилия Ивановна подумала: «Как она с ним живет? Я бы его убила!»
13
— Я восстановлю свое еврейство в полной мере, — сказала Астра.
— У тебя русская мать, — ответила Лилия Ивановна, — в полной мере. Для них это не прохонже.
— Надо поискать пути, — мягко сказала Астра. — Я собираюсь съездить в Пуще-Водицу. Ведь мы оттуда… Я не хочу, чтобы у Жорика были проблемы.
— Боже! Какая глупость! — воскликнула Лилия Ивановна, — Это называется поди туда — не знаю куда… Придумала какую-то Пуще-Водицу…
Но с сестрой все было непонятно. Та улыбалась загадочно и по-новому, хотя волосы за уши заправила абсолютно старым детским жестом.
Николай Сергеевич все время молчал. Как немой. Куда-то ходил, когда сестра шла в посольство. Возвращались они поврозь, и он профильно застывал на фоне шторы, а Астра же была таинственно возбуждена и подвижна.
На пятый день Майка спросила мать:
— Они надолго? Мне надо знать, когда переезжать. Но в коммуналку я не хочу.
Обретающей еврейство сестре все не расскажешь… Да что там все! Ничего не расскажешь… Ни про завещание, отбросившее Лилию Ивановну в незнамо куда, ни про хитроумную интригу дочери и пасынка, ни про бывшего зятя-кавэенщика, привлеченного в качестве пугала-устрашителя. Ни про письмо ненависти, которое она сожгла, а пепел перетерла пальцами. У нее до сих пор скрипят подушечки от того перетирания. И саднит, и саднит фантомная боль, хотя все цело, все на месте.
Не пришлось задавать бестактный вопрос об отъезде. Астра сама показала ей билет в Киев для себя, а для Николая Сергеевича — обратный домой.
Накануне переезда Майки с сыном Лилия Ивановна произвела досмотр всех своих доспехов, отобрала те, что годились для прохождения службы, аккуратно, как всегда умела, сложила вещички в хороший легкий чемодан и скрипнула молниями. Дочь на порог, а мать с порога.
— Ты куда это? — заполошенно спросила Майка. — Сейчас же привезут вещи!
— Живи, детка, — напевно ответствовала мать. — Живи! Ты же меня не спросила… А мне тут жить западло…
— А где же ты будешь жить? — ничего не понимала Майка. Какая она у нее простодырая — дочь!
— Подробности письмом! — почти смеялась в ответ Лилия Ивановна.
Была некоторая потасовка, когда Майка вырывала из рук матери чемодан, был тычок матери в дочерино тело («Боже! Что делаю? Что делаю?»), но втащилась в лифт, нажала кнопку.
— Ну и черт с тобой! Черт с тобой! — кричала и плакала в лифтовую шахту Майка.