Уже мертвый от пистолетной пули, Зимородок падал на асфальт, и тело его от левого колена до правого плеча вспорола автоматная очередь.
Телогрейка на нем затрещала, как разорванный шов, и из отверстий, забрызгивая его похолодевшее лицо горячим, вылетели сгустки крови, плоти и костей…
И это была не засада на грузовик, а засада на тех, кто пытался взять автомашину штурмом. Это был штурм атакующих.
– Я ничего не понимаю! – визжал фальцетом Гоша-Флейта. В руках его дергался «шмайссер», но бандит стрелял уже не для того, чтобы куда-то попасть, а просто от страха. Человек, нажимающий на спусковой крючок, всегда чувствует себя более уверенно. Но уверенности в крике Флейты почему-то не было. Слышался лишь ужас от непонимания. – Почему пули облетают гадский грузовик?! Червонец!.. Червонец! Червонец, падло?!
– Они не облетают, – хрипло выдыхая вчерашний перегар и щурясь скорее по привычке, нежели из необходимости, кричал ему Сверло, который стрелял левой рукой из пистолета. – Пули… – он сделал выстрел в сторону неумолимо приближающихся странных фраеров в пятнистых клифтах, – от грузовика… – он выстрелил еще раз, – отскакивают!..
– Ты гонишь, ты гонишь!.. – заводил сам себя, стараясь высмотреть в ночи подельников, Гоша-Флейта. – Пули не могут отскакивать от кузова! Пули должны кузов пробивать!.. – Выхватив из автомата опорожненный магазин, он с истерикой швырнул его в сторону врага и стал нашаривать у себя за ремнем новый. – Нету патронов, нету патронов… Нету!.. – Воровато озираясь, он вдруг принял позу, какую принимает спринтер на старте. – Я за патронами, Сверло, я за патронами, – и стал исчезать в ночи, – я сейчас приду… – сообщил он напоследок, словно речь шла о выходе в туалет из кинозала. – Я сейчас…
К черту миллионы. К черту сокровища Святого. Нужно жить. Наконец-то появился шанс уйти из банды. Вчера маруха в кабачке неподалеку от Адмиралтейства сказала ему, что будет ждать. Правда, он говорил, что вернется с миллионами и «рыжьем». Но она пообещала, что будет ждать его и без всех этих, мешающих нормальной жизни, условностей. Маруха Геля что надо. А в постели – так просто фея…
Наткнувшись на мягкую, но неподвижную стену, Флейта как-то сразу обвис. Рот его распахнулся от неожиданности, а ладони сжались в кулак так, что костяшки пальцев забелели в темноте. Дважды выдохнув и ни разу не вдохнув, Флейта на третьем, последнем выдохе, прошелестел:
– Червонец…
– Нехорошо, – мягко вынимая финку из ребер бандита, заметил вор. – С фронта дезертировал, тебе поверили. Кровью у нас смыл позор. А сейчас снова за старое. Нехорошо…