Нет. Он подождет и хорошенько пораскинет мозгами, прежде чем что-либо предпринимать.
Высунувшись из окна и изогнув шею, он с трудом нашел взглядом реку. На том берегу, в квартале, получившем название «Болото»,[16] находилась улица Роз с ее относительной безопасностью. Может, Кэт уже добралась туда и сейчас тщетно ожидает его? Если да, то лишь он один в этом виноват. Им двигало исключительно любопытство относительно смысла странного нового слова, а на поверку выяснилось, что этот смысл не столь важен по сравнению с бедствиями, которые навлекли на Алехандро его поиски.
«Горе тому…», — с содроганием припомнил он слова рукописи.
Похоже, этот Авраам был еще и пророком.
«Божье проклятие, вот что такое мое любопытство, — уныло думал он. — Вечно от него одни неприятности».
Если бы не любопытство и не желание узнать, от чего точно умер Карлос Альдерон, Алехандро не стал бы вскрывать его труп и ему не пришлось бы бежать из Испании.
Если бы не стремление узнать, как именно практикуют врачи в Авиньоне, де Шальяк, в те времена доверенное лицо хитрого, умелого манипулятора Папы Клемента VI, и знать не знал бы о его существовании, не призвал бы к себе и не отправил бы в Англию охранять здоровье королевского семейства.
И снова, если бы не любопытство, побудившее выяснить, какое лекарство от чумы нашла английская целительница, не пришлось бы бежать во Францию.
«Но тогда Кэт не выжила бы. И я тоже».
И с учетом такого исхода обмен казался стоящим. Алехандро сел в кресло, постарался собраться с мыслями и тут, в тишине и сосредоточенности, почувствовал собственный, не слишком приятный запах — результат того, что его волочили по улицам. На столе стоял кувшин с водой, рядом лежал кусок ткани. Следуя совету де Шальяка, Алехандро помылся, как смог, и надел свежую одежду; при этом он снова вспоминал события этого дня, в особенности окончание своего разговора с де Шальяком. И несмотря на все неприятности, испытал неожиданное чувство удовольствия оттого, что впервые за много дней его речь была обращена не к себе самому, а к кому-то другому: сначала к священникам, потом к ученым и, в конце концов, к бывшему учителю. Что-то, сказанное де Шальяком, застряло в сознании, словно мясное сухожилие между зубами. Что это было? О крошечных животных в воздухе? Он никак не мог припомнить и знал, что не успокоится, пока это не произойдет.
Поскольку, несмотря на все сложности своего положения, снова находился во власти любопытства.