еще умеренными. Иоанн не
только убивал всех тех, которые проповедовали то, что было справедливо и
полезно, не только с такими гражданами поступал он как с врагами, но все свое
отечество наполнял он неисчислимыми злодеяниями и действовал вообще так, как
только можно ожидать от человека, лишившегося уже всякого религиозного чувства.
На его стол подавались запретные блюда; освященных веками обрядов очищения он
не соблюдал; нужно ли удивляться, что человек, так безрассудно выступавший
против Бога, потерял чувство человечности и уважение к общественному благу? А
Симон, сын Гиоры? Каких только злодейств он не творил? Разве существовало такое
насилие, какого он не совершил над личностями свободных иудеев, которым
вдобавок он был еще обязан достижением власти тирана? Дружба и родство только
подстрекали их на беспрестанные убийства. Ибо причинять зло чужим казалось им
делом низкой трусости; им хотелось, напротив, открыто похвастать жестокостью,
совершаемой против близких. С их безумием соперничало еще неистовство идумеев.
После того, как эти нечестивцы заклали первосвященников для того, конечно,
чтобы не осталось ни следа благочестия, они уничтожили также вконец все, что
еще уцелело от общественного порядка, и доставили полное торжество беззаконию.
При этом положении вещей возвысилось поколение так называемых зелотов, которые
своими делами оправдали свое название. Ибо они старались подражать всякой
гнусности, и их рвение было направлено на то, чтобы не упустить ничего, что
известно было из истории прежних злодеяний. Имя, которое они себе присвоили,
должно было, конечно, по их понятию, обозначать соревнование в добродетели, но
тут нужно допустить одно из двух: или они по свойственному им бесчеловечию
хотели этим еще насмехаться над жертвами своих насилий, или они величайшее зло
считали добродетелью. И постиг же каждого из них в отдельности достойный конец:
всем им Бог воздал по заслугам, ибо все мучения, какие только человеческая
природа способна перенесть, они переживали, а конец всех страданий – смерть –
они принимали под самыми разнообразными пытками. Тем не менее можно, пожалуй,
сказать, что они терпели меньше, чем заслужили своими делами, ибо полное
возмездие было немыслимо. Оплакивать же достойным образом тех, которые пали
жертвами их жестокостей, здесь не место, а потому возвращусь к моему рассказу.
2. Таким образом, римский полководец во главе своего войска выступил против
Элеазара и сикариев, занимавших [348] Масаду. Всю окрестность
он покорил без затруднений и в подходящих местах оставил гарнизоны. Самую же
крепость для того, чтобы никто из осажденных не мог бежать, он окружил обводной
стеной и расставил на ней караулы. Затем он избрал пригодное для начала осады
лагерное место, оказавшееся на том пункте, где скалистый хребет, на котором
стояла крепость, был соединен с близлежащей горой, хотя именно это место
значительно затрудняло доставку необходимых припасов. Ибо не только провиант
приходилось подвозить издалека и с большим напряжением сил со стороны иудеев,
на которых возложена была эта обязанность, но даже воду для питья нужно было
доставлять в лагерь, так как вблизи не было источников. Приняв необходимые меры
по обеспечению войска продовольствием и водой, Сильва приступил к осаде,
которая вследствие укрепленности цитадели требовала большого искусства и
громадных усилий. Природа этой местности такова: