4. Сколько ни терпели римляне при этой осаде, они все-таки должны были
удивляться стойкости иудеев вообще и в особенности тому, что они под самым
жестоким градом камней и стрел не упускали ни одного малейшего обряда их
[53] богослужения, точно глубокий мир царил вокруг них, –
совершались со всей пунктуальностью ежедневные жертвоприношения, омовения и
вообще весь порядок богослужения. Даже после взятия храма, когда кровь их
лилась ежедневно вокруг алтаря, они не переставали совершать обычное
богослужение. На третий месяц осады, после того как римляне с большим трудом
разрушили одну из башен, они проникли в храмовый двор. Первый, который
отважился перескочить через стену, был Фауст Корнелий, сын Суллы; за ним
последовали два предводителя, Фурий и Фабий, – каждый со своим отрядом; они
оцепили иудеев со всех сторон и убивали одних после краткого сопротивления,
других на пути бегства в храм.
5. Здесь-то многие священники при виде неприятелей, устремившихся на них с
обнаженными мечами, неустрашимо оставались на своих постах, продолжая свое
служение; они совершали жертвоприношения с возлиянием и курением, думая только
о своих богослужебных обязанностях и нисколько не заботясь о своем личном
спасении.
Большая часть была умерщвлена противниками из их же соплеменников. Многие
находили смерть в глубоких ущельях, куда они бросались со стены, иные,
приведенные с отчаяния в бешенство, подожгли постройки, примыкавшие к стенам, и
вместе с ними погибли в пламени. Двенадцать тысяч иудеев погибло тогда; римляне
имели весьма немного мертвых, но больше раненых{78}.
6. Ничто, однако, так глубоко не сокрушало народ в тогдашнем его несчастье,
как то, что незримая до тех пор Святая Святых{79} была открыта чужеземцами. Помпей, в сопровождении своей
свиты, вошел в то помещение храма, куда доступ был дозволен одному лишь
первосвященнику, и осмотрел все его содержимое: подсвечник с лампадами, стол,
жертвенные чаши и кадильную посуду – все из чистого золота, – массу сложенного
фимиама и храмовый клад, состоявший из 2000 талантов. Однако он не коснулся ни
тех, ни других драгоценных вещей. Более того, на следующий же день после штурма
он дозволил очистить храм и возобновить обычное жертвоприношение. Гиркана он
утвердил в должности первосвященника, так как во время осады он показал себя
чрезвычайно преданным, а главное, потому, что умел удержать сельское население,
поднявшееся на помощь Аристобулу. Точно так же он, как подобает доброму
полководцу, старался успокоить народ больше милостью, чем строгостью. В числе
военнопленных находился также тесть Аристобула, который вместе с тем был и его
дядей