3. Ирод соглашался со всеми этими увещаниями. По мере того как утихал его
гнев против Александра, он все больше ожесточался против Ферора, о котором,
главным образом, трактовали те четыре книги. Ферор же, заметив раздраженное
состояние царя и всесильное влияние Архелая, не видел никакой возможности выйти
с честью из своего опасного положения и только своему бесстыдству он обязан был
спасением своей жизни; не думая больше об Александре, он прибег к Архелаю.
Последний заявил ему, что он не знает, как выпросить для него помилования, так
как из массы улик, имеющихся против него, явствует до очевидности, что он
помышлял убить царя и что он виновник всех тех бедствий, которые постигли юношу
(Александра), – он должен поэтому решиться, откладывая в сторону всякие увертки
и укрывательства, признать все пункты обвинения и обратиться к любящему сердцу
брата с мольбой о прощении. При таком условии он, со своей стороны, готов
сделать все от него зависящее.
4. Ферор последовал этому совету. С подавленным видом, рассчитанным на
возбуждение жалости, одетый в черное, он предстал перед Иродом, с плачем упал к
его ногам, умоляя, как уже неоднократно это делал, о прощении, объявил себя
преступником, сознался в совершении всего, что ему приписывалось, но каялся в
своем безрассудстве и умопомрачении, которое нашло на него под влиянием любви к
своей жене{206}. Архелаю удалось, таким образом, заставить Ферора свидетельствовать
против себя и самого себя обвинять. Тогда лишь он начал действовать в
умиротворяющем духе: гнев Ирода он старался переложить на милость примерами из
своей собственной семейной жизни. «И я, – сказал он, – претерпевши от моего
брата еще больше обид, покорился все-таки голосу природы, заглушающему в нас
призывы к мести. Да и в государствах, подобно тому как и на огромных телах
вследствие их тяжести образовываются вредные [110] наросты,
которые нельзя отрезать, а необходимо лечить умеренными средствами».
5. Подобными увещаниями он настроил Ирода несколько мягче к Ферору Но он сам
остался при своем прежнем негодовании против Александра и высказывал твердое
намерение разлучить с ним свою дочь и увезти последнюю домой. Так он довел
Ирода до того, что тот сам выступил ходатаем за своего сына и упрашивал его
снова доверить ему свою дочь. Но Архелай с искусным притворством заметил, что
он предоставляет царю выдать его дочь за кого он пожелает, только не за
Александра: ему, уверял он Ирода, важнее всего сохранить с ним фамильную связь.
Тогда Ирод сказал, что он, как подарок, примет из его рук сына, если он не
расторгнет брака; они ведь имеют уже детей, и юноша так нежно любит свою жену;
если последняя останется при нем, то она может удержать его от дальнейших
ошибок, но раз она будет оторвана от него, то это может повести его к отчаянным
поступкам; бурные порывы молодости, заключил он, смягчаются именно под влиянием
семейных ощущений. Медля и нерешительно Архелай уступал и, наконец, помирился с
юношей, помирив его вместе с тем и с отцом. Но, прибавил он, необходимо во
всяком случае послать его в Рим для того, чтобы он оправдался перед
императором, так как Ирод уже успел написать ему обо всем происшедшем.