«Я знаю, что от тебя все это разочаровывает… Выше нос и все будет ОК… Будь осторожен и не делай ничего сгоряча…»
Когда Гарри миновал Магнолия-Кресчент и свернул на Магнолия-Роад и приблизился к темнеющей детской площадке, он принял решение поступить так, как советовал Сириус. Во всяком случае, надо хотя бы не поддаваться искушению оседлать метлу и самому наведаться в Убежище.
На самом деле Гарри считал, что ведет себя просто замечательно, особенно учитывая то, что так он надолго застрял на Бирючиновой улице и должен прятаться в клумбах, лишь бы поймать хоть намек на то, чем занят сейчас Лорд Вольдеморт. И тем более обидно было получать указания вести себя тихо от человека, который провел 12 лет в тюрьме для колдунов, Акзабане, сбежал, чтобы совершить убийство, за которое уже был осужден, а потом скрылся на украденном гиппогрифе.
Гарри перелез через запертые ворота парка и пошел по выжженной траве. Парк был так же пуст, как и окружающие улицы. Он дошел до качелей и сел на последние, которые Дадли со своими приятелями еще не успели сломать, обхватил рукой цепь и, понурившись, опустил голову. Теперь его лишили даже возможности прятаться в клумбе Дарсли. Завтра придется придумать другой способ слушать новости. Впереди его не ждало ничего, кроме очередной беспокойной недели, потому что даже когда его не тревожили кошмары о Седрике, Гарри видел во сне длинные темные коридоры, заканчивающиеся тупиками и запертыми дверями, что, как он считал, имело отношение к его состоянию бездействия, в котором он пребывал наяву. Порой шрам на лбу очень болел, но Гарри больше не обманывал себя, думая, что это будет интересно Рону, Гермионе или Сириусу… Раньше боль в шраме означала, что Вольдеморт становится сильнее, но теперь Вольдеморт вернулся, никто не удивится, что шрам болит, ему скажут, что волноваться нечего, что это уже не новость.
Вся несправедливость ситуации вдруг так обрушилась на Гарри, что ему захотелось кричать от бешенства. Если бы не он, никто бы не узнал, что Вольдеморт вернулся! И в награду он должен торчать в этом Литтл Уингинге четыре долгие недели, его полностью отрезали от колдовского мира, и он уже дошел до того, что сидит на корточках лишь бы послушать о достижениях волнистых попугайчиков в воднолыжном спорте! Неужели Дамблдор мог так легко забыть о нем? Почему Рон и Гермиона были вместе, а его не пригласили? Сколько еще нужно было сидеть смирно и быть пай-мальчиком, по совету Сириуса; и сопротивляться желанию написать в дурацкую «Прорицательскую газету» и сказать им, что Вольдеморт вернулся?