, как руки гениального скульптора, сформировала, слепила жизнь Лисы, сделав ее такой, какой она теперь была.
"Галатея, понимаешь!" – но попытка с помощью привычной грубости изменить то, что тогда произошло, и что Лиса смогла осознать полностью только сейчас, ни к чему не привела. То, что начало вызревать в ней в замке Августа, уже окончательно созрело и обрело силу.
"Сукин сын! – ее немой вопль был полон неизбывной тоски, копившейся в душе долгие годы, без того чтобы Лиса смогла понять причину и сущность этого чувства. – Что же ты наделал, гад! Зачем?! Почему?!"
Теперь она все поняла. Она осознала произошедшее, но вот того, зачем он это сделал, она понять как раз и не могла.
На протяжении многих лет, музыка, "подслушанная" почти случайно в чужой душе, звучала в сердце Лисы, лишая ее покоя, заставляя тосковать и сходить с ума, но лишь случай – отчаянный, во всех смыслах, поход через "Пекло" – открыл ей простую истину. Она любила этого человека и страдала, ощущая пустоту там, где он должен был быть, но где его не было, потому что единственный мужчина, которого она полюбила, этого не захотел.
"Так просто…"
Но просто не получалось. История, как увидела ее сейчас Лиса, имела изощренный, болезненно вычурный сюжет, напоминающий какую-то героическую сказку или легенду в стиле библейских сказаний, но отнюдь не жизнь обыкновенных живых людей.
Некто бог, в неизреченной милости и доброте спас однажды от беды – почти между делом спас – юношу и девушку, которые, если бы не грех любомудрия, могли стать очередными Адамом и Евой. Но проклятие запретного знания уже лежало на них, и другой грозный бог готов был их покарать. Последовало бегство из Рая, и вот оказалось, что случайная встреча с беглянкой зажгла сердце "доброго" бога, но та, на свою беду – или, напротив, это счастье ей такое выпало – заглянула в это пылающее сердце и, значит, была обречена полюбить того, кого любить никак не следовало.
"Красиво, – согласилась Лиса. – Избыточно красиво, но древняя мифология позволяла себе и не такое".
Однако дальше история развивалась уже как эпическая трагедия. Бог не имел возможности – "А почему, кстати?" – остаться с девушкой. Не мог – "или не захотел" – взять ее с собой, и оказалось, что единственное, что он мог для нее – "Или все-таки для себя?" – сделать, это заставить себя забыть.
Так?
Выходило, что так, вот только, "вспомнив все", Лиса совершенно не понимала – не могла понять – зачем он это сделал?
"Зачем, господи?! Зачем?"
Но кто их знает, "добрых" богов, зачем они творят такое добро? Ведь он влюбился в нее, полюбил так, как любят только в песнях или старых романах, иначе откуда бы взяться его музыке?