Патлатый сумрачно глянул на меня из-под нечёсаных чёрных косм и заявил:
- Или начнёшь работать, или я из тебя сделаю шашлык.
Я удивилась его наглости: вошёл без стука, и разозлилась на его грубый тон, но лишь ехидно осведомилась:
- Интересно, как я смогу начать работать, если нет вдохновения? Тебе о чем-нибудь говорит такое слово - вдох-но-ве-ние? - выговорила я по слогам.
Патлатый, может быть, был и глуповат, но не законченный дебил, чтобы не уловить насмешку в моём тоне. Он помрачнел: вероятно, не понравился намёк на его тупость, и заорал, выкатив на меня злые глаза:
- А я говорю, ты начнёшь работать, и немедленно!
К тому времени я уже встала и благоразумно села за стол, подумав, что если он начнёт размахивать руками, то смогу и я чем-нибудь, что лежит на столе, запустить в него. Патлатый и впрямь сжал кулаки, шагнул вперёд и рявкнул:
- Нет, будешь работать!
- Тогда садись и пиши сам! - заорала и я, оттолкнув от себя пишущую машинку, но не рассчитала толчок, и машинка приземлилась прямо на одну ногу Патлатого.
Тот взвыл и злобно шарахнул по ней другой ногой. Но мне жаль было не его, а машинку: вдруг испортится. А такая классная машинка: литеры расположены «ромашкой», имеет и белую корректировочную ленту для исправления ошибок. Кроме того, я очень не люблю, когда кто-то намеренно портит нечто, изготовленное руками человека, тем более принадлежащее мне, а машинку я считала почти своей, намереваясь после своего освобождения «выцыганить» её у Николая. А ещё не люблю, когда на меня орут всякие хмыри. Ладно - Николай, с ним почти «отношения» на почве танцев. А Патлатый мне кто? Да плевала я на него! И произнесла коронную «фурмановскую» фразу из полузабытого кинофильма «Чапаев», естественно, на свой лад:
- Александр Македонский тоже был великий полководец, но зачем же машинки пинать?
«И.о. Николая», окончательно выведенный из терпения моим упрямством, обозлённый, что я спихнула ему машинку на ногу (он был уверен - спихнула нарочно), размахнулся и смазал меня кулаком по левой скуле. Не в полную силу, конечно, однако стул опрокинулся, и я очень лихо впечаталась затылком в стену. В голове загудело. От боли и ярости я чуть не завопила диким голосом. Но, оказывается, шмякнуться головой о стену иногда бывает и полезно. Умственные мои способности не притупились, наоборот, приобрели не свойственную мне черту - хитрить. И потому сдержала свой вопль, хотя внутри все клокотало от злости: меня родной муж никогда не бил, а тут какая-то морда протокольная осмелилась ударить! Ох, не надо было ему со мной так поступать!