Смех и грех (Изюмова) - страница 28

Я застыла без признаков жизни с задранными вверх ногами, тихо радуясь, что в джинсах, а то к ярости примешалось бы чувство неловкости, и я, пожалуй, не выдержала бы своей роли. А так лежала и злорадно наблюдала сквозь ресницы за бандитом: как он поступит, не будет же пинать меня ногами, небось, понимает, что я им нужна с ясной головой. А откуда быть ясности в голове при побитом теле? Он и не стал меня пинать. На лице у него появился такой испуг, что я внутренне ухмыльнулась - выходит, правильно догадалась: им не велено «повреждать» меня.

- Эй, - тихо спросил Патлатый, перегнувшись через стол, - ты что?

Я не ответила.

Он подошёл ко мне и легонько похлопал по щеке, что я, конечно, выдержала через силу, потому что готова была вцепиться в его мерзкую харю, как разъярённая кошка.

- Эй, - повторил парень, хватая мою безвольную руку и щупая пульс. Лицо его выражало неподдельное отчаяние. - Ты чего молчишь? Не молчи, а? - в его голосе послышались плаксивые нотки, он наклонился ещё ниже, вот тут я и вцепилась обеими руками в патлатую голову. Причём молча.

Парень отпрянул, приподняв меня с пола и выпутав из стула. А я молча висела на его волосах и тащилась следом. Молча потому, что с одной стороны это было частью моего мгновенного плана, а с другой - просто никогда не могла заставить себя кричать. Умей я визжать, стены бы одним голосом обрушила, но, увы, что не дано, то - не дано. Зато заорал Патлатый - от боли и неожиданности:

- Ты, стерва! Отстань!

Но это совсем не входило в мои планы: я висела, как бульдог, и молчала.

Парень совсем ошалел и только мотал головой, пытаясь меня отцепить, не догадываясь применить при том руки. Он орал так истошно, что в комнату ввалились еще двое бандюганов во главе с Анджеем, правда, сначала застряли в дверях, одновременно ринувшись в комнату. Потом заржали в три глотки, словно стоялые жеребцы: и в самом деле, наверное, очень было забавно смотреть, как высоченный громила трясёт головой, а я мотаюсь за ним туда-сюда, подобно тряпке. Но через несколько мгновений поняли, что приятелю совсем не до смеха, и бросились отдирать меня от него. Да я и сама рада была отцепиться, но пальцы свело, так что когда меня оторвали от головы несчастного, в моих руках были зажаты два пука чёрных волос.

Ощутив себя свободным, парень сначала затряс головой, словно проверяя, целы ли волосы, даже рукой по макушке цапнул, а потом ринулся на меня. Но приятели его заслонили меня буквально грудью. Вернее, Анджей заслонил, а двое повисли на вздёрнутых к потолку руках.

- Убью! - ревел Патлатый, а я спряталась за Анджеем, как за баррикадой, лихорадочно ища глазами, чем бы вооружиться и шарахнуть этого придурка по макушке, если всё же прорвет заслон и набросится на меня. А в голове мелькнуло совсем некстати - это всё моё воображение проклятое - что парень похож на взбесившегося коня-ломовика, на котором повисли извозчики. Но как бы ни был силен «ломовик», его всё же свалили на пол, правда, потому, что Анджей схватил стул и грохнул его по башке раньше меня. Тот осел на пол, однако совсем не вырубился - здоров бугай все-таки! - помотал головой. Я даже пожалела его: мало того, что чуть скальп не сняла дурная баба-притворщица, да ещё и огромную шишку на голове заработал. И я тихо спросила: