— У вас выпить найдется?
Чувствовалось: если мы ответим «нет», Степаныч немедленно отдаст концы в воду. Мы ответили, что найдется, и он тотчас закрепил петлю на кнехте баржи. Удивительное лицо просветлело, вернее, сделалось из темно-бурячного светло-бордовым.
— Вчера был День Флота… нет, позавчера. Вчера у меня горючка кончилась. Солярка и вообще, — туманно объяснял Степаныч. — Сижу с пустыми танками, а душа требует. Наливай.
Пообещав нам ту самую солярку, которая вчера кончилась, хранитель горючего удалился. Стакан со спиртом, зажатый в его кулаке, казался рюмочкой.
— Впервые я могу безошибочно определить нашу скорость, — похвастал Сергей, когда мы простояли около часа.
— Да? И какая же она?
— Скорость ноль! — изрек он, но опять ошибся: как раз в этот момент буксир запыхтел, и мы двинулись.
— Сходите за горючим, — сказал капитан. Команда промолчала. Данилыч вяло махнул рукой:
— Ну ладно. Пусть хоть немного жара спадет.
Жарко было все эти дни, но сегодня что-то особенно. Сколько градусов — тридцать восемь? Сорок? Термометра у нас нет, да и само понятие температуры кажется неподходящим. Такой зной нужно измерять в единицах мощности. Лучи солнца расплющиваются на палубе. Их вдавливает в каждую пору дерева, в каждую пору кожи. Поверхность реки прогнулась. Мухи не летают, а ползают в тени. На буксире, на заправщике, на барже — ни души.
«Яшку» мы укрепили на корме яхты. Бортами он опирается на леера, под ним небольшой клок тени. Помещается тут полтора человека, остальные два с половиной изжариваются. При желании можно сменить сковородку палубы на духовой шкаф каюты и там испечься.
Лежа под лодкой, шкипер второй час читает книгу Манкина «Белый треугольник» — в те минуты, когда просыпается.
— Ну как, Данилыч? Хорошо пишет? Храп капитана прерывается:
— Отлично! И яхтсмен он отличный. Такой дневник и вам бы написать, вот оно. Учитесь!
Впрочем, и о нашем дневнике капитан самого высокого мнения. То он, то Даня просят что-нибудь прочесть. Мы повинуемся охотно, с наигранной скромностью.
— Нравится?
— Зашибись! — говорит Даня и опять берется за астрономию. Я так и не научился распознавать, что кроется за этим «зашибись» — одобрение или конкретный совет молодому автору.
Данилыч ничего не говорит. Под лодкой снова слышен храп.
Мы пьем много воды. Горло жадно всасывает теплую, липкую от долгого хранения влагу. Вода испаряется, не доходя до желудка, во всяком случае, исчезает бесследно. Мы даже не потеем. Через минуту опять хочется пить.
Облитая забортной водой, палуба шипит. Лужи на ней исчезают, как плевок на утюге.