Алексей ответил не сразу. В прозрачной глубине его зрачков мерцал холодный желтоватый отсвет. И, глядя в эти глаза, Инокентьев подумал, что, хотя сидящий перед ним человек молод, Оловянников, пожалуй, не ошибся в выборе.
— Так как же? — поторопил он.
Алексей медленно проговорил:
— Кто его знает. Нужно справиться.
— Очень нужно! — сказал Инокентьев. — К тому же есть одна тонкость… Почему нам понадобился чекист из другого города? Думаешь, у нас своих не хватает? Хватает! И кое-кто уже проник в организацию. Но связывать тебя о ними не будем. Почему? Скажу тебе прямо, Михалев: похоже, что какая-то контра пробралась в чека! Выяснить, кто именно, — это тоже твоя задача. Потому и нужен человек, которого в Одессе не знают ни свои, ни чужие.
— Понятно. — Алексей тоже вынул кисет и принялся молча свертывать “козью ножку”.
Инокентьев пристально следил за его лицом, ища на нем признаки сомнения или нерешительности. Но лицо парня было замкнутое, малоподвижное, и при всей своей опытности Инокентьев не мог понять, какие мысли бродят у него в голове.
“Крепкий, кажется”, — подумал Инокентьев. Но на всякий случай сказал:
— Давай начистоту. Дело тебе предлагается трудное, опасное дело. Если сомневаешься или не уверен в себе, лучше сразу скажи. Такой случай, как сейчас, вряд ли еще представится, и действовать надо наверняка. Значит, и человек нужен, который на все готов. В одиночку придется работать. Чуть ошибся — пропал.
— Это верно! — сказал Алексей. Он помолчал и вдруг смешливо растянул губы. — Того и гляди, испугаете вы меня, товарищ Инокентьев. Придется домой возвращаться. А ведь дело-то не опаснее других. Давайте уж не передумывать.
— Ну, коли так, передумывать не будем, — сразу согласился Инокентьев. Парень с каждой минутой все больше нравился ему. — В таком случае надо договориться…
Договорились они о том, что Алексей до начала операции поживет у Синесвитенко. Всякие дополнительные инструкции получит позднее. Синесвитенко — бывший красноармеец и личный друг самого Инокентьева. Мальчонка у него смышленый и умеет держать язык за зубами. Алексею выходить из дому не следует…
Они подали друг другу руки. Инокентьев надвинул на лоб выцветшую фуражку-мичманку, на все пуговицы застегнул бушлат, чтобы не видно было армейской гимнастерки, и ушел.
Алексей вернулся к столу, придвинул лампу и взял в руки фотографии.
Наступили дни, которые Алексей Михалев прожил тихо и безмятежно, как не доводилось ему ни разу за последние четыре года. Свободного времени было хоть отбавляй.
Синесвитенко исчезал из дому чуть свет: у него были дела на заводе сельскохозяйственных машин. Вечерами, по дороге домой, он где-то встречался с Инокентьевым, который передавал ему паек для Алексея и неизменное распоряжение: терпеливо ждать.