Он выпустил бидон, присел и вдруг что было силы ударил Алексея по руке. Хватаясь за карман, метнулся в сторону.
— Стой! — еще раз крикнул Алексей.
В тот же момент Микоша выстрелил.
Полыхнула вспышка. Грохот на несколько секунд оглушил Алексея. И он два раза нажал спуск, почти не слыша своих выстрелов…
Разные хлопоты
Элеватор пылал. Пламя бушевало, окутывая здание со всех четырех сторон. Алексей понял, что ему там делать нечего.
Микоша валялся на спине, выкинув над головой кулак с револьвером. Присев на корточки, Алексей наскоро обшарил его карманы. Нашел пачку папирос “Сальве”, немного денег, серебряные часы — “луковицу” и два конвертика с кокаином. Все это он оставил при Микоше. Револьвер тоже не взял. Бидон с керосином на всякий случай опрокинул.
Покружив в лабиринте переулков и тупичков, он выбрался к Потемкинской лестнице.
Навстречу бежали люди. Чтобы не вызывать подозрений, Алексей, не торопясь, поднялся на Николаевский бульвар, намереваясь идти к Золотаренко, и лишь тут заметил, что у него, как от удара, саднит предплечье. Он остановился, пощупал. Рукав был разорван и влажен.
“Э, да меня ранило!” — подумал он.
Микошина пуля скользнула чуть выше локтя и неглубоко распорола кожу. Ранка была пустяковая, но она сразу изменила планы Алексея… Он свернул на Пушкинскую, потом на Успенскую и припустил со всех ног к Резничуку.
Растерзанный, задыхающийся предстал он перед Шаворским.
— Микошу убили!..
Вопреки ожиданиям это известие произвело на Шаворского не слишком сильное впечатление.
— Спокойно! — сказал он. — Где убили? Кто?
Едва переводя дыхание, Алексей рассказал, что все произошло как раз в тот момент, когда они с Микошей собирались поджечь жилые дома вблизи элеватора. Он так, мол, и не разобрал, на кого они напоролись — то ли на милицию, то ли на чекистов. Алексей едва ноги унес, а Микошу сразу наповал.
Шаворский сплюнул:
— Влип… Матери его черт! Туда и дорога!
Против этого Алексей ничего не мог возразить, его только удивило, что Шаворский с такой легкостью отнесся к судьбе своего вернейшего телохранителя.
— Хорошо, что наповал, — сказал Шаворский, — в чека он бы всех выдал. Ты сам-то цел? — спросил он груб”, впервые обращаясь к Алексею на “ты”.
— Тоже немного задело…
— А ну, покажи!
Резничук прибавил огоньку в лампе. Алексея внимательно обследовали.
— Вон где скребнула, — сказал Резничук, запуская палец в рваную прореху на его рукаве. — Рядышком прошла, чуть бы левей — и каюк!
Он принес марлю и помог Алексею забинтовать руку.
— Давай, Седой, обмоем удачу, — сказал Шаворский.
Только теперь Алексей заметил, что Шаворский пьян. Глаза его лихорадочно блестели, движения были размашисты и неточны. Он достал из кладовки четвертную бутыль, расплескивая, налил спирт в кружки, одну придвинул Алексею.