— Исключение только одно, — поправил я её. — Гипотетически.
Белле хотелось улыбнуться — моя честность, пусть и несколько уклончивая, понравилась ей — но она сдержалась.
— Хорошо, только одно. Как это работает? С какими ограничениями? Как бы тогда... этот кое-кто… нашёл кого-то другого, да ещё точно вовремя? Как бы он узнал, что она была в беде?
— Гипотетически?
— Ну конечно. — Её губы сжались, а влажные карие глаза настойчиво впились в моё лицо.
— Н-ну-у, — замялся я, — если бы этот кое-кто…
— Назовём его Джо, — предложила она.
Её воодушевление заставило меня улыбнуться. Неужели она действительно думает, что правда — такая уж хорошая вещь? Если бы мои тайны были лёгкими и приятными, зачем бы я тогда что-то от неё скрывал?
— Хорошо, Джо, — согласился я. — Если бы Джо не был таким безалаберным, то не стал бы тянуть до последнего момента. — Я покачал головой, подавив дрожь при мысли о том, как близок был сегодня к тому, что бы опоздать. — В таком маленьком городишке только ты могла найти приключения на свою голову. Ты бы напрочь испортила им статистику преступной активности за десять лет.
Уголки её губ опустились. Надулась. — Мы говорили о гипотетическом случае.
Её раздражение было таким забавным, что я рассмеялся.
Её губы, её кожа… Они выглядели такими мягкими. Я изнывал от желания коснуться их, разгладить кончиком пальца морщинку между бровей... Невозможно. Прикосновение моей грубой, каменной кожи вызовет у неё отвращение.
— Да-да, конечно, — возвратился я к разговору, чтобы не дать себе скиснуть окончательно. — А тебя мы назовем "Джейн"?
Она наклонилась через стол ко мне, сарказм и раздражение исчезли из её широко открытых глаз.
— Как ты узнал? — тихо и настойчиво спросила она.
Сказать правду? Если да, то сказать всю или только часть?
Я хотел быть с ней откровенным. Хотел стать достойным того доверия, что по-прежнему читалось в её глазах.
— Знаешь, мне ты можешь довериться, — прошептала она. Её рука протянулась вперёд, будто желая коснуться моих рук, лежащих на столе.
Я убрал руки — мысль о её реакции на мою холодную каменную кожу была невыносима. Белла опустила свою протянутую руку.
Я знал, что она сохранит мои тайны — она, с её чистой душой, заслуживала всяческого доверия. Но если она их узнает — она испытает всю глубину и мощь ужаса, содержащихся в них. Я не мог подвергнуть её такому испытанию. Правда сама по себе была олицетворённым ужасом.
— Не знаю, есть ли у меня какой-либо выбор, — пробормотал я. Мне припомнилось, как я когда-то поддразнил её, назвав "исключительно ненаблюдательной". Судя по выражению её лица, она тогда обиделась. Ну, хотя бы эту одну несправедливость я могу загладить: