— Угу, угу, — протянул, соглашаясь, оперативник. — А как насчет остальных?
— С остальными я не виделся с девяносто второго года, — твердо отрезал Севастьянов.
— А Вас не удивляет, что в моей папке оказались именно фотографии Ваших сослуживцев проживающих в данный момент в иностранном государстве? В незалежней Украине?
— Не удивляет, — тяжело вздохнул Севастьянов. — Это ведь они, правда?
— Что они? — тут же подобрался, словно почуявший добычу охотничий пес, фээбэшник. — Договаривайте!
— Да чего тут договаривать, уже и последнему дураку из Ваших намеков все стало бы ясно. Я ведь правильно угадал, это они работали на грузинских СОУ?
— А Вам об этом известно не было?
Севастьянов лишь молча пожал плечами, в виду полной неуместности вопроса отвечать на него он не счел нужным.
— Что неужели Померанец ни о чем подобном не упоминал при встрече? — не унимался оперативник, стараясь пытливо заглянуть в глаза.
— Нет, ни о чем подобном мы не говорили, — вновь устало вздохнув, мотнул головой Севастьянов. — Ребят вспоминали, было дело. Кстати, он рассказывал, что Капеллан с Громом давно на гражданке и даже неплохо устроились…
— Капеллан с Громом?
— Ну, Маркухин с Громовым, — поправился Севастьянов.
— Гром у нас, конечно же, Громов, а Маркухин выходит Капеллан… Любопытное прозвище…
— Подпольная кличка, еще с лейтенантских времен…
— Ну, разумеется, бесшабашное очарование молодости… Господа гусары, шампанское, балы и кивера… — ядовито протянул фээсбэшник.
— Да что-то в этом роде, — кивнул Севастьянов, на миг прикрывая глаза.
Под опущенными веками ослепительным рыжим солнцем полыхнула бескрайняя выжженная зноем степь. Редкие бурые кочки сгоревшей травы, растрескавшаяся высохшая земля, летящая под гусеничные траки, оседающая белесой сединой на броне едкая пыль. Впереди поперек курса мелькает разбитая бетонка. Натужно взревев турбиной, бронированная машина одним движением перемахивает неширокий кювет и замирает на обочине.
— Вик, выгляни направо, ни хрена не вижу, сейчас еще переедем кого-нибудь!
Гром белозубо скалится с водительского места, лицо — серая пыльная маска, на которой живыми остаются только полные шального восторга пронзительно голубые глаза. Севастьянову тоже знакомо это чувство упоения от послушности многотонной стальной громады, что повинуется малейшему движению твоих сжимающих штурвал рук. Совсем недавно он и сам задыхался от такой же волшебной эйфории, потому прощает молодому офицеру и вольный тон в обращении к старшему и это невольное озадачивание инструктора. Действительно, прежде чем выезжать на дорогу стоит внимательно посмотреть по сторонам, здесь дикая земля, без гаишников и правил дорожного движения. Так что вполне можно впороться в несущийся по бетонке грузовик с товаром диких коммерсантов, или в семейство современного кочевника-казаха, неспешно перемещающегося на новое место жительства, а то и в своего же воина-отличника, укурившегося дармовой коноплей и прущего на родном «КАМАЗе» куда глаза глядят. Боковых зеркал на СОУ пока конструктора не придумали, а из открытого люка обзор, как из глубины пещеры, тридцать градусов вперед по курсу и хорош. Гибко потянувшись сильным тренированным телом, Севастьянов опасно перевешивается из люка, вылезая почти по пояс. Дорога в обе стороны, сколько хватает глаз, свободна, только далеко на горизонте тянется едва заметное облачко пыли, похоже еще чья-то гусянка гарцует по степи.