— Нет, пехотинцы.
— Завалил по закону? Мстить будут?
— Если закон соблюдают, не должны б. Все по закону. Я был в охране. Они поперли на клиента. В меня стреляли. Стрелял и я. Лицом к лицу. У всех — стволы. Все по закону, без обид.
— Дай Бог, если они закон соблюдают. Если отморозки, будут тебя и на зоне искать, чтоб замочить.
— Отобьюсь.
— Вижу, что не пацан. А от всех не отобьешься. Когда-то и спать надо. На зоне могут достать.
— Я до зоны и не надеюсь дожить. Из СИЗО буду на лыжи вставать.
— Не вигоневый?
Старосту интересовало, не ведет ли Князь двойную игру.
— Что тут скажешь? Хвалиться не к лицу, ты глаза имеешь, сам видишь.
Ответ старосту удовлетворил.
— Я б тебе помог, да нас сейчас разведут.
— Почему?
— Я так понимаю, кто-то спешит. Кому-то надо тебя по-быстрому сломить. Не вышел один номер, они — второй; мы тебя не опустили, значит, к законникам имеешь свой подход: теперь тебя к отморозкам в камеру бросят.
— Молодые?
— Не просто молодые; те, кто закон воровской не соблюдают. У них свои законы.
— Выход?
— Постарайся из камеры отморозков попасть в ШИЗО. Там у меня губа (контролер возле ШИЗО) через два на третий — свой. Поможет выпулиться, даст цинк от меня. Выпулишься из ШИЗО в нестрогие камеры штраф-блока, оттуда снова в общую камеру, но обычную, потом тебя переведут в хозобслугу. Станешь помощником повара, тогда и на лыжи встанешь, раньше нельзя. Не выйти.
— Налажено?
— А то, не ты первый, не ты последний смертник в придурки переходит. Потерялся, уже полдела. Вторые полдела — уйти из форта. Я тебя найду.
— Почему помогаешь? Понравилось, как я ногами работаю.
— Понравилось, что ты лицом не хлопочешь. Страха на лице не было, хотя и понимал ты, что жизнью рискуешь. Это и понравилось.
— Все мы рискуем; ты, помогая мне, тоже рискуешь.
— Я по закону живу. Может, и не прав, а иначе уже не смогу.
Лязгнули затворы двери камеры.
— Кто тут подследственный Князев? На выход с вещами.
— Какие у нас вещи? — усмехнулся Князь.
— Как считать, — сказал вор-законник. — Может, кое-что ты тут и приобрел.
— Или кое-кого.
Они, понимая друг друга, обменялись взглядами.
Камера, безоговорочно признающая власть старосты, проводила Князя молчанием: меньше знаешь, дольше проживешь…
В камере отморозков было так же душно, грязно, тесно и вонюче, как в других. На шконках, стоявших в три этажа, сидели, свесив ноги, десятки молодых парней, из-за жары обнаженных по пояс, синея татуировками. Однако татуировки были не блатные, а на вольные темы. А вот лица и затылки, как правило, настолько похожи, что отличить с первого взгляда одного от другого было непросто.