— Да, подвинься же ты! — голос клокочет от едва сдерживаемой злобы.
Чужое плечо больно упирается в ребра.
— Не так надо! Вот так!
Повернув голову в бок, он совсем рядом видит искаженное гримасой ненависти лицо Литовского. В руках москвича точно такой же прут, вот только держит он его двумя руками за один конец, занося, будто кинжал для колющего удара.
— Х-ха!
Прут врезается бельгийцу в переносицу, отчетливо слышен противный хруст ломаемых костей. Потом, чертя широкую кровавую борозду, неровно обломанный конец железки съезжает к глазу, легко входя в самую глазницу. Воздух прорезает истошный нечеловеческий крик, из глаза медленно ползет густая белая жидкость быстро краснеющая. Васнецов в ступоре смотрит не в силах отвести взгляда, как железный прут быстро вращается внутри черепа бельгийца, как конвульсивно подергивается его тело в такт каждому движению Литовского. А потом коммандос вдруг разом распрямился, чуть не сбросив оседлавшего его солдата, вытянулся, царапая пальцами пол, и затих окончательно.
— Понял?! Понял, как мы их?! — восторженно орет Литовский, размахивая прямо перед лицом своим окровавленным оружием. — Всех убьем! А-а!
Васнецов с ужасом замечает, что взгляд его товарища совершенно безумен, сейчас в нем смерть, жуткая, торжествующая, хохочущая.
— Давай! Вперед! Ну, что же ты?! — неистовствует Литовский.
И Витька, покачиваясь, встает, неуверенно перешагивая через распростертое на полу тело. Вокруг уже никого нет, оставшихся в живых бельгийцев добивают где-то в дальних углах здания, извлекают спрятавшихся под койками, в кладовках, выволакивают наружу и забивают насмерть ударами железных прутов и тяжелых ботинок. Забивают сладострастно с хрипом и радостной выплескивающей наружу только что пережитый страх матерщиной.
Вскоре все кончено. Ни одного живого бельгийца в лагере не осталось.
— Скорее, скорее! — торопит вооруженный трофейной винтовкой Тарасюк.
Солдаты, наспех расхватав добытое оружие, грузятся в принадлежавшие охране джипы, набиваются в грузовичок, возивший продукты из города. Набиваются под завязку, также как в переполненные в час пик автобусы, плотно вжимаясь друг в друга разгоряченными телами, облепляя подножки, забираясь на капоты и крыши кабин. Мест на всех все равно не хватает. Головной джип нетерпеливо сигналит и переваливаясь ползет к выходу из лагеря. Небольшая колонна выстраивается следом. Те, кто не смог отвоевать себе место в машинах бегут рядом.
— Малый ход! — орет с переднего сиденья головного джипа Тарасюк. — Кто не вместился, топает рядом, через три километра меняемся. Не боись, братва! Никого не бросим, уходить, так вместе!