– Думаю, – заметила Светлана, – следующего раза не будет. Твоя китайская капуста – дрянь.
– Это ты так говоришь оттого, что он уходит с другой! – заявила Ермолаева.
Светлана не дослушала Эллочку и поплелась в огромный коридор, где без провожатого можно было заблудиться. Бекрушев и Виктория действительно собирались уходить вместе.
– Я все объясню, – он шагнул Светлане навстречу, – позже. Я позвоню, – он сжал ей руку.
– Ладно, – сказала она, вздрагивая ресницами.
Одна уже ждет телефонного звонка, играя с Пятихаткой. Теперь они станут ждать втроем?!
Когда за ними захлопнулась дверь, ей захотелось реветь белугой. Кто такая белуга и как она ревет, Светлана не знала. Но раз люди говорят, что громче нее никто не ревет, то это как раз ее случай.
– Ушли?! – Ермолаева так и не успокоилась. – Даже не попрощались, неблагодарные. Там этот, – она махнула рукой в сторону комнаты, – Беркутов. Мой хороший знакомый, между прочим. Я сама с ним не могу, деловые отношения, сама понимаешь. Но тебя, если хочешь, познакомлю ближе.
– Не хочу, – сказала Светлана, глотая слезы, – но за заботу спасибо.
– Не за что, – Эллочка подошла к ней и обняла за плечи, – не стерва же я какая-то. Сама только со своими проблемами разобралась. Это жизнь меня заставляет требовать пары. А если честно, то отец. Он боится, что я стану лесбиянкой или феминисткой, что еще хуже. Лесбиянки только друг друга любят, а феминистки при этом еще ненавидят мужиков. Господи, да за что их любить-то?! Вон твой красавчик тут же убежал. Не хнычь, мой не лучше. И где только шарахается? Квартира громадная, искать его буду до утра. Ты, Светуля, здесь пока посиди, приди в себя, – Ермолаева усадила ее на мягкий уютный диванчик. – А я пойду и принесу тебе, да не бойся, не капусту. Я тебе мороженого принесу со взбитыми сливками.
Светлана откинулась на подушки и застыла в нерешительности: рыдать или сдержаться. До того как вернется Эллочка с мороженым, у нее есть пара минут. Выплакать все слезы и успокоиться? Ермолаева права: нужно прийти в себя. Мороженое со взбитыми сливками не заменит форварда, но поможет успокоиться, это точно. Сладкое успокаивает.
– Ап-чхи! – внезапно раздалось рядом с ней.
Светлана вздрогнула и огляделась: в коридоре никого не было, если не считать того, что из гардеробной вышла длинная норковая шуба и принялась по стеночке пробираться к туалету. Шуба чихала, хихикала, повизгивала и, в конце концов, не дойдя до туалета нескольких шагов, завалилась на пол и принялась кататься. Светлана не выдержала и закричала.
Потом были разборки, в которых ей пришлось выступать свидетелем. На ее крик прибежала Ермолаева со взбитыми сливками, которыми в порыве гнева вымазала физиономию своего кавалера. В длинной норковой шубе он оказался не один, а с худосочной девицей с ярко-красными губищами, явно страдающей анорексией. Парочка тискалась в гардеробной, а Светлана им помешала. Они решили ее напугать и прикинулись ходячей молью. Если бы она не находилась в состоянии нервного стресса, то они добились бы своего, и Светлана ушла. Но она нервничала и орала, как потерпевшая от насильника. На крик вместе с Ермолаевой сбежались все гости. Финал был настолько печальным, что Светлане стало Эллочку жаль. Застуканный на месте преступления кавалер был испачкан кроваво-красной губной помадой в таких местах, за которые присутствующим стало неловко. Он хоть и был тут же изгнан с позором со своей анорексичной девицей, но оставил после себя полный погром в несчастном сердце Ермолаевой, которая сама никогда не отличалась преданностью.