– Это блики солнца на бампере. У тебя разыгрались нервы, Моника. Все будет хорошо.
– Откуда ты знаешь? Ты что, доктор?
– Если бы я был доктором, то отлично играл бы в гольф. Дело даже вовсе не в глупой игре, а в прикиде и прочих прибамбасах. Безрукавки, белые перчатки, брюки в клеточку.
– Заткнись, Виктор.
– Тебе не нравятся брюки в клеточку?
– Нужно принять закон, запрещающий клетчатые брюки.
– А в Коннектикуте это парадные брюки.
– Почему мы говорим о брюках в клетку?
– Потому что у тебя стресс, а кричащая мужская одежда – лучшее лекарство от стресса.
– Поэтому ты носишь такой галстук?
– Да, он понижает порог тревожности.
– Порок? Ты считаешь меня порочной?
– Нет, конечно.
– Просто мне кажется, что наступает самый важный момент в моей жизни.
– А может быть, и нет.
– Я встречусь с Шанталь. Наконец-то, после стольких лет разлуки, встречусь со своей сестрой.
– А может быть, и нет.
– Нет, встречусь. Я это чувствую. Все это время она общалась со мной. Через твою татуировку, пропавшую картину, через все эти беды в Филадельфии она притягивала меня к себе.
– А ей не проще было бы позвонить?
– Не прикидывайся дурачком, Виктор. Святые так не поступают. Они не звонят по телефону и не пользуются электронной почтой. Они посылают таинственные сообщения, ставят препоны на твоем пути, вынуждают слепо двигаться к ним.
– А разве твоя сестра святая?
– Почему бы и нет?
– Если ты настолько веришь, зачем так нервничать?
– А если я недостойна? Что, если она отвергнет меня? Виктор, не говори ей, чем я занимаюсь. Обещай, что не скажешь.
– Обещаю.
– Я работаю в адвокатском бюро. Встречаюсь с приличным молодым человеком. У меня есть собака.
– Но у тебя на самом деле есть собака.
– Виктор.
– Моника, можешь говорить ей все, что захочешь. Это между вами. Я тут только зритель.
– Ты до сих пор не веришь в то, что она жива.
– Помнишь, что я рассказывал тебе о Тедди Правитце?
– Но возможно, он говорит правду.
– А еще говорят, что рыбы летают, а птицы плавают.
– Но ведь иногда так оно и есть, правда? Это вопрос веры, Виктор. Ты веришь хоть во что-нибудь?
– В страдания и деньги. Все остальное у меня вызывает сомнение.
– Печально. На самом деле. Нет, правда. Тебе нужно изменить взгляд на жизнь. Может быть, для начала загореть.
– А во что веришь ты, Моника?
– В Шанталь.
– Тебе хочется узнать что-то необычное? Мне тоже, но у меня на это свои причины.
В бумажке, которую дал мне Перселл, значилось: западный Голливуд, к северу от Голливудского бульвара. Это оказался жилой комплекс. Прочитав фамилии жильцов на табличке, я с трудом поверил, что они живут не в собственных особняках, а в этом здании. Двухуровневые квартиры, маленький бассейн с подогреваемой водой, молодой, покрытый татуировками управляющий, поржавевшие кованые перила лестницы и старая бледная женщина из двадцать второй квартиры, которая, запахивая домашний халат и открывая дверь посыльному, доставившему выпивку, рассказывает, что когда-то она снималась в кино с самой Джин Харлоу, да-да, с Джин Харлоу, настоящей звездой – не то что сегодняшние тощие, никуда не годные актриски. Жилой комплекс назывался «Прощай, оружие», однако ближайшее поле для гольфа находилось всего в двенадцати кварталах к югу.