– Он живет в Техасе. Его фамилия Скотт.
– Скотт, хм? Ты часто с ним видишься?
– На каникулах и так, от случая к случаю.
В это время позади Брайс появилась ее мать. В этой женщине не осталось и следа от компетентной, уверенной в себе секретарши киномагната. На ней были джинсы и белая блуза свободного покроя. Светлые волосы убраны в пучок, руки нервно сомкнуты.
Моника сделала шаг ей навстречу.
– Вы Шанталь?
Женщина кивнула.
– О Господи, Господи, Господи! Привет. Я твоя сестра. Моника. Как ты? О Боже мой! Не могу поверить, что я наконец-то тебя нашла.
Моника расплакалась и бросилась с объятиями к обретенной сестре. Измученная неутихающей болью от потери родного человека, одержимая идеей найти Шанталь с раннего возраста, она не заметила, как посторонилась Брайс, не заметила, как Сесил, фыркая, вернулся к шезлонгу у бассейна, как на лице Лены проступило выражение тревоги и страха. Она ничего не заметила, потому что на мгновение пустота в ее жизни наполнилась чем-то богатым и ярким, чем-то любящим и теплым, чем-то похожим на счастье.
Буду называть ее Лена, потому что так к ней обращался Теодор Перселл.
Лена, плотно сжав губы, сцепив руки на коленях, напряженно сидела на краю дивана. Много лет назад она снялась в нескольких картинах. Теодор помог ей получить роль, когда она еще училась в школе. Эпизодическая роль в боевике, героиня второго плана в фильме ужасов, который принес большие сборы… Лена была не склонна превозносить свой успех до небес. Пожав плечами, она сказала, что в Голливуде снимались тысячи таких же хорошеньких девочек, не обладавших ни талантом, ни яростной решимостью сделать карьеру в кино.
– Мам, ты не знаешь, где та блузка? – позвала Брайс.
– Какая блузка?
– Та, со штучками, ну ты знаешь…
– Висит в ванной, на душе.
– Спасибо.
Мы расположились в гостиной. Диванная обшивка выцвела, сиденья стульев залоснились от старости, однако обои на стенах были новые, картины яркие, а к широкоэкранному жидкокристаллическому телевизору были подключены всякого рода электронные устройства. Лена с Брайс хорошо жили, если сравнивать их квартиру с моим филадельфийским разгромленным логовом.
Лена сказала, что была замужем. Мужа звали Скотт. Он был ковбоем, который сменил лошадь на лимузин. Однажды он подвез Теодора и Лену на великосветскую премьеру. Скотту Лена понравилась, он ей тоже, и они стали встречаться. Скотт был старше Лены, крайне хорош собой, очень эмоционален, что одновременно пугало и привлекало ее. В то время ей было всего девятнадцать, и она отчаянно хотела вырваться из дома. Теодор держал ее в строгости, следил за тем, как она проводит время. Никакого спиртного, никаких поздних свиданий или дискотек. Она считала, что достаточно молода, чтобы наслаждаться жизнью, и определенно была слишком молода, чтобы мыслить разумно, поэтому убежала со Скоттом. Некоторое время они жили в Техасе, после рождения ребенка вернулись в Лос-Анджелес. Скотт полагал, что пора попросить у Теодора немного денег и какую-нибудь работу. Но Теодор, отличавшийся злопамятством, велел ему убираться с глаз долой. Когда накопились долги и забота о ребенке потребовала слишком много сил, Скотт наконец убрался – с ее глаз. Ей на помощь опять пришел Теодор. Он буквально спас ее.