– За теми, кто провернул это дело, до сих пор охотится федеральный чиновник? – спросил Ральф. – Какой смысл?
– Вы правы, смысла нет, потому что срок давности уже истек. Тем не менее она охотится. Я думал, что она просто ищет картину, но дело, кажется, в другом. У нее есть какая-то причина расследовать это ограбление.
Старики переглянулись, как будто знали, что именно ищет Дженна Хатэуэй. «Интересно», – подумал я.
– Я хочу, чтобы вы, ребята, поняли: отказываясь называть подельников, Чарли пытается не обмануть их, а защитить.
– Защитить от денег, – мрачно заметил Ральф.
Я пригнулся, посмотрел сначала на одного, потом на второго.
– Хватит прикидываться. «Они» – это вы, правильно?
Джоуи быстро оглядел бар, прежде чем наклониться к столу и сказать, понизив голос:
– «Они» – это мы.
– Черт возьми, я так и думал. Наверное, это было дьявольски интересное дело.
– Самое замечательное дело из всех, которые мы провернули, – подтвердил Джоуи.
По самодовольным рожам и ухмылкам я понял, что стариков распирает желание предаться воспоминаниям.
– Но я не понимаю одного. По слухам, это была работа банды профессионалов.
– А кто распустил эти слухи? – спросил Джоуи.
– Мы, – ответил Ральф.
– Ну и как пятеро уличных мальчишек провернули крупнейшее в истории города ограбление?
Джоуи поднял кружку, осушил ее, снова наполнил из кувшина и посмотрел на Ральфа. Тот кивнул в ответ.
– Ты никому этого не расскажешь?
– Я адвокат, Джоуи. Если нельзя доверять адвокату, то кому можно?
– Как обычно, – сказал Джоуи, – все началось в баре.
Тридцать лет назад они сидели в точно таком же баре, как «Голливуд». Ральф с черными от въевшегося металла руками, и вечно озабоченный Хьюго Фарр с цементными пятнами на джинсах и рабочих ботинках, и чистюля Чарли Калакос, и Джоуи Прайд, который пришел раньше других и уже успел уговорить кувшин пива, отчего теперь начинал чувствовать сладкое забытье. Все четверо находились на том этапе жизни, когда она должна меняться. Но для них она будто остановилась.
В жизни есть некая линия, объяснил мне Джоуи, которую трудно разглядеть, поскольку она размыта. По одну ее сторону все мечты сбываются, по другую – так и остаются бесплодными фантазиями, в которые веришь только для того, чтобы не умереть с тоски (Джоуи назвал их «мечтами идиотов»). Все четверо никак не могли перейти эту черту.
Ральф гнул металлические заготовки на заводе Карлова, русского сукина сына. Ему хотелось открыть мастерскую – ничего особенного, не «Стандарт пресс стил», просто что-то свое. Но Ральф был бабником, и всегда находилась женщина, на которую он спускал деньги. Его мечта о том, чтобы стать самому себе хозяином, была такой же пустой, как его банковский счет.