— В том-то и дело, что ни хрена не говорит! — вскинулся Плетнев. — Из всей службы только охранник на месте, Модест, а Глеба до сих пор нет.
«М-да, — мысленно пробурчал Турецкий, — видимо прав был Петя Щеткин, когда пожаловался на порядки в “этой конторе”».
И снова он подумал о Шумилове, которому его «Клюква» грозила большими неприятностями. С его-то мягкостью и внутренней интеллигентностью надо не родню набирать в свою команду, а крепких, порядочных профессионалов, которые смогли бы оградить его хотя бы от чисто внешних неприятностей.
— Ладно, хрен с ним, с Глебом, все равно ничего толкового не скажет, — подвел черту Турецкий. — Ну, а сам-то… версии, догадки, предположения? Впечатление такое, будто это несчастный случай. Как говорится, молодо-зелено. Вот и не рассчитал своих силенок. Закосел и… и головой об стол. Возможно, что даже поскользнулся на какой-нибудь дряни.
— Похоже, — согласился с ним Плетнев. — И поначалу я тоже так подумал. Но потом…
Он с силой щелкнул пальцами и уже каким-то яростным, напористым тоном произнес:
— Ты понимаешь, Саша, не может быть, чтобы это был просто несчастный случай. Не может! Он, этот самый Савин, он что-то знал про ограбление, и…
— И его убрали, — внес свою лепту Турецкий.
— Насколько я чувствую, это именно та рабочая версия, от которой надо бы и плясать.
Турецкий хотел уж было съязвить, «вот и пляшите, господин Плетнев. Глядишь, и не останется времени, чтобы чужих жен уводить из конюшни», однако в этот момент в конце коридора показалась приземистая фигура охранника, и он вовремя осекся.
— Антон Владимирович… Можно вас на два слова? — произнес Модест, остановившись в двух шагах Плетнева. И откашлялся в кулачок, покосившись на Турецкого.
— Говори здесь, слушаю.
Модест еще раз покосился на Турецкого и негромко произнес:
— Тут такое дело… В общем, сегодня ночью, что-то около трех было, в лабораторию зашел Шумилов. Я имею в виду Глеба Вячеславовича… вице-президента.
— И?.. — подался к нему Плетнев.
— Ну-у, пробыл он там минут десять, не больше, и ушел. — Модест как бы замялся, словно решал, стоит ли обнародовать лишнее, и все также негромко добавил: — Как мне показалось, очень уж он нервничал.
Плетнев вскинул вопросительный взгляд на Турецкого и снова уставился на Модеста.
— А ты… ты, случаем, не ошибаешься? Может, обознался? Спутал с кем-нибудь?
— Исключено! — обиженно пробурчал Модест. — Тем более, что на работе я кроме чая да кофе ничего не пью. Это каждый подтвердить может.
— Ладно, ладно, верю, — остановил его Плетнев, хотел было еще что-то сказать, но его перебил Турецкий: