Впрочем, и винить ее было нельзя. И Турецкий, и Ирина Генриховна не понаслышке знали, что даже в самых, казалось бы, надежных и счастливых московских семьях взрослеющим наследникам не удается избежать столь страшного искуса, как наркотики. А в случае с Игнатом это только подтвердилось.
Перекинув элегантную спортивную сумку через плечо, блондинка подошла к «рено» темно-вишневого цвета, с необыкновенной грациозностью в каждом движении открыла дверцу и довольно профессионально вывела машину с парковочной стоянки, где, казалось бы, даже яблоку негде было упасть.
Судя по всему, спешила в свой фитнес-клуб, которому, по признанию Шумилова, отдавала львиную часть свободного времени. А свободного времени у нее было едва ли не на целые сутки.
Проводив новенькую иномарку глазами, Ирина Генриховна, как следователь на допросе, ощупала глазами притихших мужчин и, уничтожающе пробормотав «Идиоты! Кобели несчастные!», кивком показала на дверцу машины.
Шумилов-старший уже ждал гостей в просторной, ярко освещенной прихожей. Видимо, не очень-то расположенный к «светскому» разговору, что сразу же бросалось в глаза, он пожал мужчинам руки, кивнул Ирине Генриховне и видимо чисто автоматически предложил:
— Кофе? Коньяк?
Не очень-то рассчитывавшего на более теплую встречу, Голованова все же передернуло от той откровенной неприязни, которая разила от отца Игната, и он, стараясь не переключаться на хозяина квартиры, негромко произнес:
— Благодарю. Но сначала хотелось бы…
— Посмотреть комнату Игната, — вклинился Турецкий, видимо опасаясь спецназовской «дипломатичности» Голованова, которая в одночасье могла бы испортить ночной разговор с Шумиловым, с таким трудом давшийся и ему самому, и Шумилову, но главное — Ирине.
— Да, конечно, — кивком головы подтвердила Ирина Генриховна. — Сначала дело, а потом уж и кофейку можно будет выпить.
— В таком случае, прошу! — угрюмо произнес Шумилов и отступил на шаг в сторону, пропуская «гостей» в комнату сына, дверь которой была приоткрыта.
— Он что, я имею в виду Игната, никогда не закрывает свою комнату? — спросил Голованов, с порога рассматривая просторную, светлую комнату, которая, видимо, когда-то была «детской», а затем превратилась в берлогу взрослеющего парня.
— А зачем ему ее от нас закрывать, если он знает, что ни я, ни тем более Зоя в его комнату не войдем без спроса!
Теперь уже в его голосе звучала откровенная неприязнь к человеку, который будет рыться в личных вещах ЕГО СЫНА, все это было страшно неприятно, однако Голованов и это постарался пропустить мимо ушей. Хотя… хотя так бы хотелось послать этого надутого индюка куда-нибудь подальше, хлопнуть дверью, а потом высказать все Турецкому: и о нем самом, любимом, и о его дружке Шумилове, которому его «Клюква» застила глаза.