— Ну-у, а убирает-то кто в его комнате? — как можно спокойнее спросил Голованов.
— С тех пор как я развелся с Леной, то есть с его матерью, он сам и убирает.
— Что ж, похвально, — резонно заметил Голованов, проходя в комнату.
Красивый, сработанный под красное дерево книжный шкаф, полки которого были забиты как классикой, так и современной литературой, диван-кровать, прикрытая небрежно брошенным на нее китайским покрывалом, рабочий стол и компьютерный уголок, также сработанные под красное дерево, телевизор с плоским экраном, небольшой бельевой шкаф и довольно симпатичный журнальный столик с двумя креслами из красной кожи.
Комната дышала комфортом, и чувствовалось, что ее хозяин любит оставаться в ней один.
Голованов вопросительно покосился на Турецкого, как бы прося его о помощи в предстоящей процедуре, однако Александр Борисович, видимо чувствуя какую-то неловкость от присутствия Шумилова, даже глаза отвел, уходя от прямого взгляда Голованова, и Голованову стоило сил, чтобы не выругаться матом.
Однако на помощь ему тут же пришла Ирина Генриховна.
— Дима, так ты позволишь нам?..
Она не договорила и повела рукой в сторону двухтумбового стола, заваленного учебниками и тетрадями, книгами по химии, по которым, судя по всему, Игнат готовил себя к Сорбонне, и еще какой-то дополнительной литературой.
— На то вы и здесь, но… Но это уже без меня! Да и кофе надо приготовить.
Он круто повернулся, чтобы уйти, но его остановил голос Голованова:
— А вот этого демарша, господин Шумилов, делать не надо! И если вас коробит мое присутствие, то уж лучше я уйду.
Видимо не ожидавший ничего подобного, Шумилов как-то сразу обмяк, на его лице отобразилось смятение.
— Зачем вы так?.. Я же… я же сам пригласил вас…
— В таком случае присядьте, пожалуйста, в кресло!
Это был последний всплеск Шумилова, и он послушно опустился в кресло.
Голованов между тем прошел к столу, дернул на себя за ручки один ящичек, второй, третий… и когда не поддался рывку самый нижний ящик правой тумбы, он удовлетворенно хмыкнул и опустился на колени, прощупывая углы ящика.
К нему подалась было Ирина Генриховна, однако Турецкий остановил ее движением руки, и в комнате зависла напряженная, почти гробовая тишина.
Голованов между тем запустил руку в пространственную пустоту между днищем ящика и полом, какое-то время проводил там какие-то манипуляции и удовлетворенно крякнул, поднимаясь с колен.
Потянул на себя ручку ящика, и когда он выдвинулся наполовину, повернулся лицом к Шумилову, на которого больно было в этот момент смотреть. Был он бледный, как полотно, у него дергался нервным тиком правый глаз, и казалось, что еще минута-другая и мужика хватит удар.