Циля Моисеевна проснулась позже обычного и долго лежала в постели. Вставать не хотелось. Немного побаливала голова и давило под ложечкой.
«Это от переедания»,— подумала она.
Вчера они с Иосифом Марковичем были в гостях у Зигмундовичей, и она опять переела. Очень вкусная была фаршированная рыба с соусом из хрена, и она не смогла удержаться.
«Надо ограничить себя в еде»,— подумала Циля Моисеевна в очередной раз. Повернувшись на бок, она сладко задремала. Ее покой был нарушен настойчивой трелью звонка. Сердце сжалось в предчувствии чего-то недоброго. Скинув на пол мирно дремлющего у ее ног рыжего кота по кличке Царь Соломон, она накинула халат и подошла к окну.
Возле подъезда стоял синий фургончик-«пирожок», на каком частенько ездил Иосиф Маркович по служебным делам. Царь Соломон противно мяукнул, возмущенный беспричинной грубостью хозяйки, но, проявив свойственную ему мудрость, снисходительно глянул на Цилю Моисеевну и, потянувшись, важно удалился на кухню.
Звонок не умолкал, вселяя в сознание Цили Моисеевны самые недобрые предчувствия.
Подойдя к двери, она осторожно глянула в глазок. На лестничной площадке стояла полная женщина лет сорока пяти в белом переднике, одетом сверху старенького, видавшего виды кожушка. По виду это была торгашка-лоточница, каких на базе было больше десятка.
Отодвинув засов, Циля Моисеевна приоткрыла бронированную дверь на длину металлической цепочки и спросила:
— Вам кого?
— Я от Иосифа Марковича,— ответила торгашка.— У него большие неприятности. Он арестован. База опечатана и сейчас идет ревизия. Кажется, комиссия из Киева. Иосиф Маркович просил предать, чтобы вы срочно вынесли из квартиры все самое ценное. Он сказал, что вы знаете, что именно выносить. К вам с минуты на минуту должны приехать с обыском.
От такого известия голова у Цили Моисеевны пошла кругом. Легко сказать — вынеси все самое ценное. У них в квартире все ценное, начиная от старинной мебели, ковров, картин и заканчивая фарфоровой посудой и столовым серебром.
Собравшись с мыслями, она поняла, что спасти все невозможно. Нужно было выносить самое ценное. Открыв сейф, вмонтированный в стене, она сложила в кожаный саквояж полиэтиленовый кулек со стодолларовыми купюрами, несколько пачек отечественной валюты, замшевый мешочек с ювелирными изделиями и шкатулку со старинными золотыми монетами, к которым Иосиф Маркович питал большую слабость. Оставшееся в саквояже место она заполнила столовым серебром с эмалью и мелким антиквариатом. Накинув норковую шубу, она еще раз выглянула в окно. Во дворе не было ничего необычного. Тихо и пустынно было и на лестничной клетке.