Кто-то, чье имя Штеффи не знала и чье лицо никогда не видела, имел власть над мамой и папой. Он запретил маме петь, а папе писать то, что он хочет. Над Штеффи он тоже имел власть, потому что ее жизнь связана с ними.
Она ненавидела этого безымянного безликого человека, с которым никогда не встретится.
Если б только закончилась война!
В субботу вечером Штеффи с Май взяли с собой одеяло, термос и несколько булочек и отправились на пикник. Бриттен с тоской смотрела на них, но ее не спросили, хочет ли она пойти с ними. Они хотели побыть одни и поговорить.
Девочки расстелили одеяло с подветренной стороны расселины на вершине холма, где располагалась Сандарна. За их спинами высились скелеты недостроенных домов. Здесь улицы назывались в честь островов в шхерах. Одна из них носила название острова Штеффи.
Река поблескивала в лучах вечернего солнца. У подножья крутого склона стояли портовые склады и сараи. На другой стороне реки виднелись краны и доки верфи Эриксберг, где работал папа Май. Над головами кружились чайки и морские ласточки. У ног раскинулись заросли терновника с облачками сливочно-белых цветов.
Май откупорила термос и налила кофе в две кружки.
— Какой чудесный вечер, — сказала она.
— Да, — согласилась Штеффи.
— Хочешь булочку?
— Давай, спасибо.
— Послушай, Штеффи, — сказала Май.
— Да?
— Можешь не рассказывать, если не хочешь. Но если захочешь о чем-то поговорить… ты же знаешь, я никому не скажу.
Ее взгляд был серьезным и прямым. Да, Штеффи знала, что может доверять Май.
— В прошлую субботу, — начала она. — Сначала было по-настоящему скучно. Меня почти не приглашали. Затем пришла Вера с двумя знакомыми. Одного звали Бенгт.
Когда Штеффи рассказывала, все выглядело нелепо. Получалось, ее сразила пара серых глаз и надежная рука. Но Май не смеялась, лишь тихо слушала.
Штеффи рассказала о веранде. О диване. О том, что себе позволил Бенгт.
— А где была Вера? — спросила Май. — И этот, второй?
Скрип пружин внутри дома. Об этом она не могла рассказать.
— Они пошли погулять, — сказала Штеффи. — Под луной.
— Что ты сделала?
— Убежала.
О словах, брошенных ей вслед Бенгтом, она тоже умолчала. Штеффи было больно произносить их.
— Правильно, — сказала Май.
Ей глаза сверкали за стеклами очков. Штеффи стало интересно, пытался ли кто-нибудь когда-нибудь поцеловать Май.
Спустя пару дней пришла почтовая открытка. В этот раз от мамы.
«Терезиенштадт, 14 апреля 1943
Милая моя!
Твое длинное письмо очень порадовало меня. Но почему не пишет Нелли? Она случайно не заболела? Вот уже несколько месяцев мы не получали от нее ни единого письма.