— О, Вера, — сказала Штеффи. — Вера, Вера.
Она протянула руку, взяла Верину ладонь и крепко сжала ее.
— Я так боялась, что могу забеременеть, — сказала Вера. — Я подумала, что должна найти ребенку другого папу. Рикард давно таскался за мной, и однажды у подъезда я позволила ему меня поцеловать. Я подумала, что он милый и порядочный. Станет инженером. Но мне нужно было торопиться, тогда приблизительно сойдется время.
Штеффи вспомнила ночь в летнем домике. Скрип кровати и Верино хихиканье.
— Ты, наверное, была от меня в ужасе, — сказала Вера. — Но это было в первый раз, нет, я имею в виду второй. Рикард мне нравится, правда. Ты ведь ему ничего не скажешь? Обещаешь?
Штеффи ответила не сразу. Вера просила не о каком-то пустяке. Она будет замешана во лжи, большой лжи, касающейся судьбы трех человек. Всю жизнь Рикард будет верить, что он — отец Вериного ребенка, а ребенок — что Рикард — его отец.
Но ведь это могло оказаться правдой. Ребенок может быть от Рикарда. Вера ему нравится, иначе он не захотел бы на ней жениться.
— Да, — сказала Штеффи. — Я обещаю, если ты этого хочешь. Но на твоем месте я бы так не сделала.
— Я знаю, — сказала Вера. — Но я — это не ты.
На следующий день тетя Марта вернулась домой и рассказала о своей встрече с пастором. Община не будет собирать деньги в пользу родителей Штеффи. Вместо этого они проведут молебен о заступничестве за всех жертв войны на встрече молящихся в субботу после обеда.
— Молебен о заступничестве? — Штеффи выплюнула эти слова, словно у них был дурной привкус. — Им не нужны молитвы! Им нужны продукты и теплая одежда!
— Молитвы нужны нам всем, — сказала тетя Марта.
— О чем мы будем молиться? — спросила Штеффи. — О том, чтобы Иисус Христос спустился с небес, взял пять хлебов и две рыбы и накормил всех евреев в Терезиенштадте?
— Довольно! — сказала тетя Марта. — Не богохульствуй!
Ее голос был резок.
— Они не слушали, — сказала Штеффи. — Они ничего не поняли. Вы слышали, что они говорили?
— Да, слышала, — ответила тетя Марта. — Слышала, и мне грустно, что среди тех, кому следовало бы знать, что такое человеколюбие, есть так много заблуждений. Но нужно набраться терпения и смирения перед Богом и людьми.
Штеффи молчала. Те, кто знали тетю Марту, не сказали бы, что ей присущи терпение и смирение. Но, может, это была борьба, которую тетя Марта вела сама с собой — быть такой, как учила ее религия.
Штеффи в выглаженном платье сидела рядом с тетей Мартой в зале для богослужений. Нелли тоже была там, с туго заплетенными косичками и недовольным лицом.