Здесь я и обнаружила кафе «Наннини», семейное предприятие. Поутру синьора Наннини колдовала над магическим автоматом, производящим эликсир под названием кофе, который был ни капли не похож на тот кофе, который мне доводилось пробовать: наверху у него была пена, а еще – тертый шоколад. Днем ее место занимал синьор Наннини. На ломаном итальянском я расспросила его о фонтане, который казался мне слишком роскошно украшенным для такой скромной площади.
– Почему на нем пчелы?
– Это пчелы Барберини. Барберини дала деньги на постройку фонтана. Это было очень давно.
– E la donna?[7]
– Она была женой короля богов, но страдала оттого, что ее мужу нравились красивые девушки.
Я вспомнила застывшее лицо из камня.
– Неужели ей было мало того, что она жена короля богов?
– Такова природа.
Люси Ханичерч и Джен Эйр в этом вопросе мне были не помощницы. Надеясь, что на меня снизойдет озарение, я снова и снова всматривалась в лицо статуи, но не нашла ответа.
– Рози, – сказал Натан, когда тем вечером я бросила на диван в гостиной свою сумку с книгами. Сумка упала, и содержимое рассыпалось. – Рози, нам надо поговорить.
Он стоял ко мне спиной, глядя на сад сквозь французские окна. Он не переоделся и до сих пор был в деловом костюме темно-серого цвета с едва различимыми красными полосками. Покрой был ему к лицу, и я просила, чтобы муж надевал костюм почаще.
Иногда Натан говорил императивами. Но это еще ничего не значило. Я пришла поздно, устала, ноги промокли, день был настоящим испытанием.
– Извини, что опоздала. Минти заболела, пришлось справляться в одиночку. Ты, наверное, проголодался, сейчас, только переоденусь.
– Послушай… – У моего энергичного, напористого, амбициозного мужа был напряженный голос.
Я подошла к нему, обвила его руками и прижалась щекой к его плечу.
– Ладно. Говори.
И тут он обернулся и оттолкнул меня. И посмотрел мне прямо в глаза. По крайней мере ему хватило смелости на это. Его глаза горели от волнения и страха, которым я не могла найти причины.
– Разговор будет не из приятных.
Это просто необъяснимо: когда Натан так поступал, я всегда терялась. Он ушел в себя. Попросту спрятал свои мысли в недоступное место и закрылся. Это была его привычка, особенно заметная, когда муж собирался с духом перед конфликтом на работе.
– Что-нибудь с детьми? – спросила я, и во мне встрепенулся вечно таящийся страх.
– Нет, дети тут ни при чем. – Похоже, Натану некуда было девать руки, и он засунул их в карманы. Этот же жест он проделал, когда потребовал, чтобы я вышла за него замуж. Тогда его карманы чуть не лопнули от натуги и стремления подчинить: «Скажи „да". Сейчас же».