– Я хочу поблагодарить тебя, моя дорогая Роуз.
Мне казалось, что все должно быть наоборот.
– Это я должна тебя благодарить. Ты меня спас.
Мне не стоило заговаривать об этом – оговорка вышла неприятная.
Натан тут же нахмурился, и я поспешила исправиться:
– Ты спас меня и показал, что такое настоящая, реальная любовь.
– А, – ответил он с мягким интимным выражением лица, которое припасал лишь для меня и детей, – понимаю, о чем ты.
Меня переполняло облегчение оттого, что мы преодолели непонимание, отравляющее любой брак, и достигли этой ступени.
– Я люблю тебя, Натан. Ты это знаешь.
Он наклонился, взял мою руку и поцеловал ее, чтобы скрепить нашу сделку.
Наконец раздался медленный звук шагов и стук чемодана о ступени, и появился Натан.
– Роуз, скажи, когда тебя не будет дома, и я договорюсь о вывозе остальных моих вещей.
Используя меня в качестве трамплина, Петрушка выскочила в сад. Я потерла булавочную головку пореза, который ее когти оставили на моем бедре.
– Значит, Минти все же позволила вторгнуться на ее территорию.
– Как видишь, да.
Я воспользовалась возможностью рассмотреть своего мужа. Кожа свежая, плечи прямые; от него исходило незнакомое мне сияние. Я закрыла глаза и задала вопрос, который мне хотелось задать не раз:
– Неужели я стала настолько нежеланной, Натан?
– Не понимаю, о чем ты.
Я открыла глаза.
– Понимаешь.
– Нет. – В его глазах была доброта, и я испугалась, что он лжет. – Ты все еще… очень милая. – Он натянуто улыбнулся. – И волосы такие же, как прежде. Того же медово-каштанового цвета.
– Тогда почему?
Он засунул руки в карманы.
– Я и сам на себя удивляюсь: никогда бы не подумал, что уйду от тебя.
– Тогда почему, Натан? Обычно твои доводы ясны и продуманны.
Я посмотрела на свои руки, завитки подушечек пальцев – линию сердца, линию жизни. Возможно, я никогда толком не знала Натана. Возможно, он прятал от меня какую-то тайную часть себя. Возможно. Если честно, то и в моей душе были потаенные, темные уголки, о которых ему ничего не было известно.
– Прошу тебя, подумай еще раз. – Натан ничего не ответил, и я сделала еще одну попытку: – Может, это из-за того, что я пошла работать?
В те вечера, когда муж возвращался домой и видел меня в деловой одежде, худую, измученную, похожую на дервиша, кормящую одного ребенка ужином и проверяющую домашнее задание у другого, он был вынужден думать о моих проблемах. Его отрывали от размышлений о прошедшем дне. Может, это скучное, надоедливое, задерганное существо наводило на него панику? Может, он не раз задумывался о том, все ли женщины, все ли матери теряют сексуальную привлекательность и превращаются в безумные, замученные тени? И о том, почему эта трансформация происходит так быстро?