В данный момент рама поблескивала отраженным светом луны, плывшей за окном.
– Ты только моя… только моя! – едва слышно шептал Викентий. – Никому не отдам…
Оля все сильнее прижимала его к себе. Старая кровать издала что-то вроде визга… Викентий замер.
Наверху загромыхал стул, и Эмма Петровна позвала:
– Кеша… Кеша, ты где?
– Не уходи! – умоляюще прошептала Оля, держа его за руки. – Куда ты? Не уходи…
– Я сейчас, – он вскочил, быстро стал одеваться.
– Кеша, она же просто так тебя зовет! – сердито прошептала Оля.
– Нет, я так не могу… – раздраженно ответил он.
Оля, закутавшись в простыню, тоже вскочила с кровати.
– Послушай, это невозможно…Так нельзя!
– Что нельзя?
– Ты… ты в любой момент готов сорваться с места. Ты не можешь расслабиться и полностью отдаться своим чувствам… Ты говоришь, что любишь меня, а сам ведешь себя так, как будто совершаешь нечто непристойное…
– А разве нет? – усмехнулся он в темноте. – Здесь такие тонкие стены и такие скрипучие кровати, что полностью расслабиться нельзя!
Оля прижалась к нему.
– Знаешь, чего я боюсь?.. – прошептала она.
– Чего?
– Что ничего не изменится. Даже после того, как мы станем мужем и женой – уже официально…
– Оля, мы же не с мамой будем жить! – возразил он. – А у тебя… Потом купим квартиру побольше, это сейчас не проблема.
– Даже если не с мамой… Все равно Эмма Петровна даже на расстоянии будет контролировать тебя.
– Оля, это моя мама… Конечно, у вас сейчас не все ладится, но потом вы привыкнете друг к другу. Все будет хорошо…
– Ладно, иди… – Оля оттолкнула его.
Викентий ушел, и она осталась одна.
Легла на скомканную постель и закрыла глаза.
На небольшой полянке в саду, в окружении яблонь, стоял Ярослав Глебович Силантьев, в старых широких джинсах и перепачканной краской безрукавке, с разметавшимися по плечам длинными седыми волосами, и, закусив губу, ожесточенно водил кистью по холсту.
Ярослав Глебович был художником, горьким пьяницей и мизантропом.
Вообще непонятно, по какой причине он жил у Степана Андреевича, но, вероятно, причины все же были.
– Добрый день, – поздоровалась Оля, проходя мимо Силантьева.
– Добрый… – отрывисто буркнул тот в ответ.
Оля уже приблизилась к тому месту, где аллея сворачивала в сторону, как Силантьев позвал ее:
– Ольга!
– Да?.. – обернулась та.
– Можно вас на минутку…
Оля подошла к Ярославу Глебовичу. На холсте расползались бело-желто-зеленые пятна, которые ничуть не походили на яблоневый сад, который в данный момент художник писал с натуры. Скорее будущая картина напоминала разлившуюся по столу окрошку – с островками рубленого яйца и зеленого лука.