Один из уголовников отказался убегать вместе со всеми и остался в своей камере. Тем не менее его признали соучастником и дали чуть ли не больше чем другим. На редкость справедливый оказался судья.
Славко
Из уголовников мне больше всего запомнился «Седой». Ему было лет под пятьдесят, три «ходки». В УНСО пришел по каким-то своим идейным соображениям. Корчинский высоко его ценил за преданность делу. В одной из «межконфессиональных» стычек, когда УНСО захватила на 4 часа Киево-Печерскую Лавру, «Седому» сильно досталось — треснули ребра. В Абхазии он был старшиной «Арго». В Приднестровье на мосту в Рыбнице нес охранную службу вместе с «Паулем», исполнял различные оперативные задания, был осужден за хранение оружия. После освобождения спился и умер.
Феноменальнее всего закончилась история с «Паулем». Этот бывший конвойщик из «вонючих войск» прибился к УНСО в Приднестровье. Приехал из России, что уже само по себе, крайне подозрительно. Его приняли, он неплохо проявил себя, его повысили до телохранителя одной крупной персоны в тогдашнем руководстве ПМР, он не выдержал соблазнов светской жизни, распустил язык. Его поймали, бросили в «зиндан» (яма в земле). После соответствующей обработки, он говорит: «Я знаю, вы меня испытывали. Или вы меня убили бы, или направили на повышение!». Пришлось, действительно отправлять его в Харьков «на повышение». «Пауль» неплохо проявил себя в Абхазии, но подвела способность к самоснабжению оружием. Он один добывал у грузин столько же, сколько я брал со склада по приказу. Причем одновременно со мной, на том же складе. Одно слово, сверхсрочник! («А утром мамонта в яме не оказалось. Так появились прапорщики'). По причине безденежья, «Пауль» начал приторговывать оружием. Хотели его расстрелять, но сбежал. По случаю награждения боевиков чеченскими орденами, в УНСО была объявлена очередная амнистия. «Пауль», дитя, тебя вновь простили, ты бы хоть позвонил…
Да, да, простил бы я тебя палкой по горбу. Хотя я уже толком не помню, в чем он там провинился.
Дмитро Корчинский
Славко
Отдельную категорию в УНСО составляли «дзенмены». Собственно понятие это сложилось во многом под воздействием «Беркута». Родом из Лисичанска, до войны в Приднестровье он был судим за какие-то свои прегрешения. Оставил чудесное эссе о расстрельных двориках (времен войны) Вильнюсской тюрьмы. Он, действительно, интересовался буддизмом, выглядел отмороженным. Помню, позднее в Новочеркасске, когда открывали памятник атаману Платову, а мы были в числе почетных гостей (с приглашением на банкет), казачки перепились и на площади перед атаманским дворцом началась свалка. Старшина кинулась полосовать всех нагайками. Посреди этого сумасшедшего дома неподвижно стояли и беседовали три человека: лама из Калмыкии, «Беркут» и я. Мы говорили о круговороте вечности. Эта отмороженность в Бендерах спасла «Беркуту» жизнь. После перемирия в Бендерах он, провожая знакомую, забрел на контролируемую «опоновцами» территорию. Его остановили. Он доложил, что украинец (тогда говорили о межнациональных миротворческих силах, но вошли только русские). Ему предложили «пройти для выяснения». Оружия у него с собой не было, только нож. Он вынул его и приставил к своему животу, сказал, что «не было приказа» (проходить). Немая сцена продолжалась с минуту. Потом его отпустили: «Ты скажи своим, мы тоже не звери».