Как-то командир захотел выслужиться и показать казарму. Ее ремонтировали месяц, день и ночь, собрали все кондиционеры, белье, кровати с деревянными спинками. Прапорщикам — старшинам пошили новую форму, душили матрацы одеколоном «Шипр». Показуха была дичайшая. Солдат туда не пускали, они жили на стрельбище. Командир подразделения тоже втайне надеялся получить подполковника досрочно. Но жестоко ошибся. Генерал сказал, как отрезал:
— Полковник, меня последние тридцать лет от солдатских портянок что-то тошнит.
Приезжал зам главкома на полигон, как контрик, без свиты, за ним молча ходили всего два полковника. Он примкнул к ГКЧП и тайна площадки была погребена навеки. Солдаты засрали фонтаны. Считалось, что строить туалеты в пустыне — признак дурного тона. Вскоре, руины кто-то поджег, как водится, спихнули на строителей. Наверное, так же строили и пирамиды. Солдаты ходили оправляться за бархан. Для офицеров был построен дощатый туалет. Специально для Устинова возвели кирпичный туалет с синим унитазом из итальянского фаянса. Только часового забыли поставить. Прапорщики тут же скрутили унитаз и зарыли в песок, потом обменяли на водку. Видел я этот унитаз в одной из квартир Ленинска.
Казахи занимали в городе нишу обслуживающего персонала, тогда это было выгодно. А когда все это повалилось, представьте себе казаха-сантехника, только часть счастливчиков продолжила сотрудничество с колониальной администрацией. В Ленинске осталось пять тысяч жителей, поэтому особо воровать не получалось. Первоначальное состояние навязчивого нищенства также отпало, прежде, казахи получали рублей по 70, но на мусорках они собирали старые сапоги со стертыми подошвами, шинели, фуфайки и продавали их кочующей родне. Проблема стертых подошв решалась там, что казахи носили калоши. Также казахи собирали бутылки, бутылки принимались только у соплеменников, для белых — «не было тары». У некоторых офицеров скопилось в лоджиях по паре тысяч бутылок, так как выбрасывать их они ленились. Мусор выносили один раз в четыре дня, если положить в ведро бутылки, мусор уже не помещался. В общежитиях офицеры просто выставляли бутылки за дверь. Казашки дрались за место уборщиц в общежитиях. При том, что белые с ними, по причине раннего выхода замуж и отсутствия товарного вида, не сожительствовал. Я знал только одного офицера, развевшегося с женой и женившегося на казашке. За три года она родила ему пять детей. Он отупел до такой степени, что его не назначили даже начхимом полка. Хотя был нормальный парень.
Банки, однако, казахи не собирали, не видя в них товарной ценности. Открыл эту жилу один грек. Следующую жилу открыли государственные преступники, начавшие продавать кабеля корейцам. Был у нас начальник штаба полка, кличка «Слива», в его распоряжении была заброшенная шахта — 141 площадка. Сначала там была бахча. На площадке испытывали пироболты и он на этом поднялся. Жены из экономии он не заводил, у него не было даже гражданской одежды. Когда прибыли иностранцы и всем приказали прибыть в гражданском, он явился в рубашке без погон и форменных брюках, командир полка орал: