— Тебе что, тридцатку дать, чтоб ты себе штаны купил.
Жил за пайковые на 20 рублей в месяц.
Когда было трудно с финансами, он ходил в наряд через день, ел на кухне. Наряды продавались прапорщиками не хотевшими идти на кухню. Все собранные им за жизнь деньги, сожрала инфляция.
В городе процентов 20 брошенных баб жило с «прапоров». Потом начали гнать самогон. К нам в комитет прибыла даже делегация «жен космодрома».
В некоторых домах казахи зимой жгли костры, теперь они стоят, как в Сталинграде. В городе и тогда все чувствовали себя временщиками. Казахи откручивали даже колеса от детских колясок.
Валерий Боборович (Устим)
После каждой бомбежки экипажи вели дружеские переговоры — перекличку по радио на предмет возможных повреждений. Среди судов своей фальштрубой внушительных размеров выделялся «Бабушкин». Ленинградцы к нему так и обращались: «Эй, ты, с вядром на трубе». Вообще-то, только попав на Север, я понял, что мой язык, известное средство межнационального общения, отнюдь не является русским, за каковой я его принимал по недостатку лингвистической практики. Нас «хохлов» узнавали везде и сразу. Даже во вьетнамском ресторане. В Хайфоне был единственный ресторан для иностранцев. Ситуация чем-то напоминала Мурманск, времен Второй Мировой войны, когда туда приходили союзнические конвои. С той существенной разницей, что дети не толпились у входа, выпрашивая хлеба, а в зале полностью отсутствовали женщины, предлагающие свои услуги. При этом снабжение населения оставляло желать лучшего. Продуктовый паек состоял из нешлифованного риса и рыбного соуса. Соус изготовлялся сбраживанием рыбных отходов и смердел, как всякая другая гнилая рыба. Там, где этому не мешали потребности производства, вьетнамцы спали по 14 часов в сутки, чтобы заглушить голод и сохранить силы.
Отличительной чертой вьетнамского характера я бы мог назвать отсутствие индивидуализма, преобладание коллективистского начала. Немного понимая язык, можно было заметить, что слово «Вьетнам», даже в обыденных разговорах, повторяется очень и очень часто. Странным образом коллективизм уживался во вьетнамцах с предприимчивостью. Закаленные испытаниями, они проявляли настойчивость в достижении любых целей. Увидев у вас в руках доллар или даже донг, вьетнамец мог пройти следом не один километр и все равно заполучить его. Вьетнамцы использовали нас, но не доверяли. Вообще, на Востоке принято считать белых людей хитрыми, коварными, по сравнению с простодушными азиатами. Говорили о слежке, лично я, за незначительностью собственной персоны ее не ощущал, но генерала Лавриненко «опекали» в открытую. Польский дипломат Ян Балицкий рассказывал такую историю. Когда, еще в 1956 г., он, проездом в Лаос, высадился в аэропорту Сайгона, ему, несмотря на наличие дипломатического паспорта, было предложено заполнить многостраничную анкету. Балицкий клялся, что ничего подобно, ни до, ни после, ему читать не доводилось. В анкете, на безупречном французском языке задавалось множество вопросов не только касательно самого дипломата, но и его жены, а так же нескольких поколений предков. Вопросы касались образования, начиная со школы, всех прежних мест работы, всех случаев пребывания за границей… и девичьих фамилий всех прабабок его и жены. Ознакомившись с анкетой, Балицкий старательно вписал в каждую рубрику стереотипный ответ «Nоt уоur buisiness». Чиновник сайгонской администрации принял документ, взглянул на него, оскалил зубы в улыбке и поставил печать.