Но Джесс, которая сама когда-то была карьеристкой, не могла рационально и бесстрастно реагировать на его «сверхурочные часы». Ее терзали сомнения по поводу местонахождения мужа-журналиста, красавца с искорками в глазах, и она переживала по поводу странных телефонных звонков на домашний номер.
— Вчера звонила какая-то лошадь, — процедила она, когда мы пошли дальше. — Просила номер мобильника Джейми. Ржала, как будто у нее уздечка во рту: «Пре-ет, Джесс, это Спанки-Банки. Слушай, у Джейми срочное задание, не могу до него дозвониться, а я как раз могла бы ему помочь, о'кей?» У меня чуть не вырвалось: «Знаешь что, если он явится домой в полночь, будет ему задание — вытаскивать мясницкий нож у себя из спины».
— У журналистов ненормированный рабочий день, — успокоила ее я. — И они общаются с такими чудиками. Ты знала об этом, когда выходила за него.
— Наверное, — апатично бросила она. — Просто… просто тогда мы были на равных. Когда он говорил, что на следующей неделе у него конференция в Богноре, я отвечала, что отправляюсь в Нью-Йорк подписывать контракт. А теперь могу только уткнуть руки в боки и проорать: «Ага, как же!» А когда он возвращается, я по ночам рыскаю по его карманам, ищу счет из отеля с записью «завтрак в постель на двоих».
Когда мы наконец свернули за угол улицы, где жили мои родители, уже почти волоча тяжелый стол за собой, она вздохнула.
— Я только прошу тебя, Люси, не забывай о том, что у этого типа, Чарли, есть жена.
Я с треском бросила стол — надеюсь, отдавила ей ногу. Она резко обернулась.
— Пойми же наконец, Джесс! Говорю тебе, он даже не подозревает о моем существовании, господи, да я для его жены вообще никакой угрозы не представляю! Выброси это из головы, ладно? Проклятье, зачем я вообще тебе сказала! — Я готова была рвать волосы на голове. — Ну зачем я тебе сказала?
— Затем, что пока ты не поделилась с друзьями своей мечтой, ей не хватает реальности, — пояснила она. Мы подняли стол и ловко перекинули его через низкую ограду в крошечный садик моих родителей.
— Ах так?
— Ага. Если ты никому о ней не расскажешь, она вроде как и ненастоящая, — проговорила она, мудро улыбаясь. — Разве ты не знала? — Я хотела возразить, но она быстро наклонилась вперед и коротко чмокнула меня в щеку в знак примирения. — Пока, мне пора в мой зверинец.
Она зашагала по улице и, не оборачиваясь, помахала мне рукой. Я помахала в ответ, пыхтя, взгромоздилась по ступенькам с двумя рюкзаками и толкнула плечом ярко-голубую парадную дверь.
Дом моих родителей — классический пример мудрого вложения в недвижимость. Как показало время, необычайно мудрого. Сорок лет назад, спустя пять лет после того, как мой отец, Лукас, приехал из Польши учиться в Оксфорде, он купил дом номер 36 по Берлингтон-Виллас практически за бесценок. Тогда это был кривой тонкостенный таунхаус в паршивом районе, где на улицах валялись мешки с мусором, а помои переливались через край. И даже тогда, с папиной зарплатой хормейстера, этот дом был ему не по карману, но ему надо было где-то жить с женой и маленькими детьми, поэтому он рискнул и снял верхний этаж. Сейчас, разумеется, по словам агента недвижимости, район стал «процветающим», и дом номер 36 превратился в «элегантный коттедж с террасой в престижном квартале». Не считая ежегодной покраски фасада в веселый цвет — в данный момент он был яблочно-зеленым, — Мэйзи не прилагала никаких усилий, чтобы соответствовать нашим соседям: преуспевающим молодым магнатам массмедиа слева и интернет-миллионерам справа. У них были блестящие парадные двери и оплетенные цветами окна, а в саду у Мэйзи буйно цвели лишь одуванчики. И если она не слишком ухаживала за домом снаружи, то о внутреннем его убранстве не беспокоилась вовсе.